вытягивая ни в чем не повинного коня хлыстом. — Чтоб их утащили черти!
Конь рванул с места, и бричку проглотило облако пыли.
РАССКАЗ О ТОМ, КАК ВАЖНО ЗНАТЬ
ПРАВИЛЬНУЮ ДОРОГУ
— Помогите, чудаки»
— Мы на помощь мастаки!
— Чудо нужно, чудаки!
— Для нас чудо — пустяки!
На околице Слободзеи, возле того придорожного креста, где на вечерней заре состоялся разговор с купцом Грекулом, расположились трое парней. В густой ночной тьме даже в двух шагах их невозможно было отличить от каменного забора крайней хаты.
Когда на дороге послышалось лошадиное фырканье, то парни, как по команде, встали. Лошадь, запряженная в шарабан, остановилась, увидев перед собой три человеческих фигуры.
— Не озоруй, ребята! — испуганно сказал кучер. — Тороплюсь, к рассвету надо в имении быть, а не то заест приказчик.
— Из города едешь?
— Из него, вчера выехал.
— Конвой по дороге не встречал?
— Здесь, недалече, возле старого ветряка на ночлег расположились, в копнах. Видал, как же…
— Двое полицейских и пятеро мужиков?
— Не считал, но похоже.
— Спасибо.
— Вам спасибо, люди добрые! — Возница радостно хлестанул лошадь, и шарабан покатился своей дорогой.
— Как мы и думали — у ветряка, — сказал Костикэ братьям. — Что же теперь делать будем?
Они медленно пошли по улице к хатенке Костикэ.
Вошли в покосившуюся маленькую дверь.
Костикэ зажег огарок.
Чабан лежал на лавке не раздеваясь, счастливо улыбался во сне и время от времени ощупывал свой кожаный пояс, в котором хрустели деньги.
— Нужно дом строить, — сказал Костикэ. — Этот совсем старый стал.
— А потом хозяйку молодую в новый дом! — с завистью произнес Митикэ.
— Можем тебе самую лучшую красавицу сосватать, — предложил Фэникэ. — Укажи только…
— Есть у меня одна на примете, — застенчиво молвил Костикэ, — только силой увозить ее не нужно, меж нами все и так сговорено. Вот в конце лета хату поставлю новую, тогда и сватов зашлю.
Чабан улыбнулся во сне, повернулся на другой бок.
— Сколько человек испытал в эти дни! — вздохнул Фэникэ. — Первый раз, небось, заснул спокойно.
— Его наш разговор не тревожит, — усмехнулся Митикэ, — он сейчас свои разговоры слушает: снится ему дом родной, отец, мать, брат… Давайте о делах подумаем. Как моша Илие спасать?
— Побег ему устроить можно, — задумчиво сказал Костикэ, — дело это нехитрое. И спрятать копача потом тоже легко. Но, я думаю, нужно с одним человеком совет держать. Без его совета ничего не начинать.
— Кто этот человек? — спросил Фэникэ.
— Мош Илие.
Слышно было, как в стойле топчется Негру.
— Старый ветряк… — задумчиво проговорил Митикэ. — Далеко это?
— По дороге — верст шесть, — ответил Костикэ.
— Как же нам моша Илие раздобыть для разговора? — произнес Фэникэ. — Полиция… заметят… Разве что украсть его?
— Копач — не невеста, — усмехнулся Митикэ. — Да и полиция не похожа не несговорчивых родителей. Нужно туда, к ветряку, ехать. Незаметно подберемся, а там видно будет.
— Возьмите моего Негру, — предложил Костика. — Только ты, Митикэ, скачи по дороге до третьего креста, а потом сверни в степь. И подъезжай к мельнице со стороны ручья. На дороге кто-нибудь из полицейских тебя приметит.
— Митикэ, разве ты поскачешь? — удивился Фэникэ.
— Я просто так. — Костика положил руку на плечо Фэникэ. — Пожалуйста, скачи ты…
— Мы с Фэникэ, — голос Митикэ зазвучал торжественно, — одна душа, одно тело, одно сердце. Мы никогда не разлучаемся. Мы — Пэкалэ и Тындалэ. Не только братья, но еще и побратимы. Ведь бывает, что братья становятся врагами, а побратимы — друзья до конца жизни. Негру выдержит двоих?
— Вы забыли Негру! — обиделся Костикэ. — С двумя седоками' ему не взять приза, но полтора десятка верст для моего скакуна — пустяки!
…Последнюю версту братья вели Негру по очереди под уздцы: топот скачущего коня мог насторожить полицейских. Мельница встала перед братьями неожиданно — словно выросла из земли. Три крыла мельницы были обломаны: два — совсем, одно — на две трети. Четвертое крыло сохранилось целиком. Из- за этого мельница походила на нищего с протянутой рукой.
Фэникэ остался с Негру, стреножил его, пустил пастись.
Митикэ перепрыгнул через тощий ручеек и пополз к темнеющим на фоне звездного неба копнам сена: оттуда доносился мощный храп Бэрдыхана.
Митикэ остановился, замер. Кажется, ничего опасного. Поднял голову. Вот небольшой холмик. Ого, он колышется! Да это живот Бэрдыхана! Рядом спит полицейский.
Митикэ пополз дальше. Вот второй полицейский. Тоже спит. Вот арестованные — один… другой… третий… Моша Илие среди них нет!
Это было настолько удивительно, что Митикэ забыл об осторожности, сел.
— Эх, человече, — послышался тихий голос моша Илие, — нетерпеливый ты… Ну, а кабы не я, а другой кто тебя увидел?
Мош Илие сидел, прислонясь спиной к копне.
— Не бойся, тут никого до утра не разбудишь, хоть бочки разбивай, — продолжал копач, — меня вот караулить оставили. Спать все равно не хочется, а наш старшой, Цопа, говорит: «Вы никого никогда не обманывали и меня не обманете. Смотрите в оба. Чтоб никаких побегов!».
И старик засмеялся, поглаживая усы.
— А я… за вами… — растерялся Митикэ. — Зачем в тюрьму идти? Мы вас увезем, так спрячем — полиция с ног собьется, сто лет искать будет.
— Да не боюсь я тюрьмы, — сказал мош Илие. — Меня попугать хотят, вот как я мыслю. Попугают и выпустят. Вот, человече, и выходит — не к чему мне убегать.
Затем притянул к себе голову Митикэ и прошептал ему прямо в ухо:
— А вот одному из сотоварищей моих скрыться потребуется. Ох, как потребуется! Если его городской полиции сдадут — худо будет. Признают его там…
— Ну, пусть сам и спасается, — равнодушно молвил Митикэ. — Из-за вас, мош Илие, мы хоть на луну заберемся. Нужда будет — костьми ляжем. А его мы и не знаем вовсе.
