Не проходите мимо

горводопроводом, выпускал духовые инструменты... Прошел огонь, воду и медные трубы! Ничего каламбурчик, а? Гиндукушкин еще может, а?.. Словом, Фениксов умеет устраиваться! Хотите, расскажу такую потеху! Но между нами, конечно... Когда он заведовал пожарами где-то в провинции, то устроил юбилей собственной каланчи. И вдруг во время фейерверка вспыхнули обозные бочки. Пожарная часть сгорела дотла. Оказывается, в бочках хранился чистый спирт. Юбиляры держали его про запас с разрешения любимого брандмейстера. В результате расследования погорели все. А возродился из пепла один Фениксов. - Ого! Какие милые новости, - удивился Костя. - И никто к нему до сих пор не применил противопожарных мер?.. Ну, а ты что же держишь свою информацию в кубышке? Ведь молодые следователи мечтают по ночам о таких фактах! - А-а, - махнул ручкой Гиндукушкин. - Кому это нужно - совать нос в старое биографическое белье? Мне это нужно больше всех, что ли? Мое дело сторона! Но вы слушайте дальше... Фениксова перебросили на завод газированных вод. - Ну, а когда же он устроился выдающимся деятелем киноискусства? осведомился Шишигин. - Не кощунствуйте! - взмолился Гиндукушкин и тревожно огляделся по сторонам. - Это же все-таки наш общий любимый директор!.. Перед тем как перейти на студию, он уже работал по искусству. Командовал фабрикой духовых инструментов. Там под руководством Фениксова изобрели полировальную мазь 'Фениксин'. Она придавала медным трубам солнечный блеск. На инструменты, обработанные этой мазью, можно было смотреть только через копченое стекло. И подумайте, на этих трубах Фениксов чуть не вылетел в трубу... Хорош каламбурчик? Гиндукушкин еще может, а? Трубы блестели, но не играли!.. Весь изобретательский коллектив погорел. ярким пламенем, а Фениксов возродился! Несгораемая личность! Но это между нами, а то еще впутаешься во всю эту историю... - Пресса плачет по таким фельетонам! - подытожил Шишигин. - А ты, вместо того чтобы об этом написать... - Не в нашу ли многотиражную газету? - прищурился Гиндукушкин. Подумаешь, авторитетный орган! А потом мне что, больше всех нужно? Я человек маленький, Простите, у вас торчит волосочек! И почтительно, двумя пальчиками выдернув из редакторского пиджака пучок конского волоса, ассистент-адъютант умчался в неизвестном направлении. - Надо проверить материал! - задумчиво пробормотал Костя. Перед тем как проникнуть к Фениксову, Шишигин долго и безрезультатно укладывал свои дикорастущие кудри. Костя знал, чей взгляд он встретит, и ему очень хотелось быть красивым. - Сегодня я решил достигнуть высшей власти, - молвил Шишигин, входя в приемную, где сидела секретарь директора Феня. - Как вы думаете, Фенечка, достигну? - Торопитесь, - учтиво ответила Феня и поглядела на Костину шевелюру, которая на глазах приобретала обычный лохматый вид. - И вообще у него пониженное настроение: готовит доклад для творческой конференции 'Практическая повседневная помощь молодым специалистам'. Когда Шишигин вошел в директорские апартаменты, Фениксов что-то нервно диктовал. Сизый, как струйка дыма, хохолок 'несгораемого' руководителя вибрировал. При виде Кости глава студии быстро замахал бумажкой: 'Зайдите завтра!' - и продолжал, обращаясь к машинистке: - '...Так же, как о молодых режиссерах, мы ежечасно и ежеминутно заботимся о молодых операторах'. - Стоп! - произнесла машинистка. - Кончилась страница! Шишигин воспользовался паузой и быстро изложил суть дела. - Срываются? Съемки? - встревоженно пробормотал Фениксов. Он задумался на мгновение, и вдруг лицо его просияло: - Я это предвидел! - Но ведь операторы не виноваты, - загорячился Шишигин. - Бомаршов напутал в сценарии... Молодым надо помогать! - Продолжим, - сказала машинистка. - '...Прежде всего мы обеспечиваем их полноценными, доброкачественными, высокохудожественными сценариями', - бубнил Фениксов. - Значит, наши юнцы жалуются на самого Бомаршова?! Что еще им нужно? Толстого Льва им нужно? Продолжаем. '...Активно способствуем интенсивному росту дарований, смело оказываем творческое доверие, поручаем самостоятельные сюжеты, поощряем дерзания и новаторство...' Я всегда против того, чтобы неоперившимся юнцам доверять самостоятельные задания. Студия не может рисковать. Кино не альпинизм! Сообщи же им, чтобы немедленно прекращали съемку и присоединялись к группе Протарзанова. Она будет где-то там, рядом. Вы все поняли? Директорские пальцы нервно пробежались по бумажкам. - Я вас, кажется, наконец-то понял, - дерзко сказал Шишигин и вышел из кабинета. 'Не повезло ребятам! - рассуждал Костя. - Эх, если бы все у нас делалось так, как пишется в докладах! Придется ребятам сообщать печальные вести... Может, позвонить им в Красногорск? А как угадать точное время, когда они будут в гостинице? Мотаются где-нибудь на съемках... И потом лично сообщить друзьям о неприятностях у меня язык не повернется. Лучше напишу, И пошлю вместе с деньгами'. - Знаете, Костенька, - драматически зашептала Феня, - Я хочу с вами кое о чем посоветоваться. Как с редактором. - И вы пишете сценарии? - ужаснулся Костя. - А вы мне так нравились! - И хочу нравиться в дальнейшем! - заявила Феня. - Я говорю с вами не как с деятелем сценарного отдела, а как с редактором нашей многотиражки. Костя, у нас происходят таинственные истории. Вчера я работала вместо Зои - я ей была должна одно дежурство. Фениксов дал мне для регистрации свое заявление по поводу фильма 'Тише едешь - дальше будешь'. Ведь директор на худсовете не высказывается, как вы знаете. Заявление резко отрицательное. А сегодня он передал второе заявление о той же картине - абсолютно положительное. Чудеса! - Подождите... подождите... Значит, вчера... так... А сегодня... Увлекательный сюжет! Но раньше таких случаев не бывало? Тогда материалов для выводов еще маловато, - произнес Костя, в задумчивости вытаскивая из борта пучок волоса. - Знаете что? Выясните все детали. Тогда подумаем и о фельетоне. Он может прозвучать! И раз навсегда учтите, Фенечка, я люблю вас вообще, а за веснушки в частности... Фенечка отмахнулась, дернулась плечиком и зарделась так, что веснушки на ее лице исчезли. ...О Фениксове недаром бродили самые фантастические слухи. Его проницательность казалась сверхъестественной, а непогрешимость легендарной. Когда на художественном совете разгорались страсти, директор бывал молчалив, как немой кинофильм. Ежели обстоятельства складывались так, что необходимо было выразить свое руководящее мнение, то Фениксов, отказываясь от слова, пояснял: - Устный экспромт может быть истолкован превратно. Свои личные соображения я приобщу к стенографическому отчету позже... в письменной форме. И тут начиналось самое таинственное, самое непостижимое! Оценка Фениксова всегда совпадала с мнением вышестоящей инстанции! Если главк критиковал решение худсовета, директор предлагал поднять протоколы. И, ко всеобщему удивлению, демонстрировалось его собственноручное заявление, которое в принципе соответствовало мнению начальства. На документе стояла виза секретариата, доказывающая, что бумага подшита на следующий же день после заседания, как и обещал Фениксов. Директор постоянно оказывался прав. Так случилось, когда забаллотировали фильмы 'Первая зарплата', 'Два конца, два кольца', 'Третичные признаки'. Так было, когда подняли на щит картины 'Четыре угла', 'Пятое колесо'... Робкие попытки научно- естественного толкования Фениксовой непогрешимости разбивались в пух и прах. Прозорливость нового директора стала притчей во языцех. ...На студии продолжался аврал. Через вокзальный вестибюль тащили, катили и вели передовую кинотехнику. Тут можно было встретить прожекторы всех видов и родов. От маленьких, как детские барабанчики, до громоздких, величиной с полковую кухню. Самый большой прожектор называли 'Племянником солнца'. Он съедал электроэнергии на такую сумму, что за эти деньги иная студия могла бы снять полнометражную цветную ленту. Когда 'Племянника' включали, все лампочки начинали светить вполнакала. Осветителям, состоящим при этом агрегате, выдавали спецмолоко: они были приравнены к рабочим горячих цехов. Процессия ассистентов пронесла жестяные щиты-отражатели, похожие на гигантские подносы. Казалось, их только что взяли напрокат в закусочной великанов. Посреди вестибюля стоял комплект мегафонов. Мелкие усилительные раструбы напоминали урны, - такими обычно коммунхозы украшают улицы. Самый же большой рупор был грандиозен, как шахтерский террикон. О нем ходили легендарные слухи. Рассказывали, что он побывал в работе только один раз на съемках документально-исторического фильма 'Стены Иерихонские'. Реплики в сценарии были настолько неудобопроизносимы, что их никто не мог выговорить целиком и полностью. Тогда режиссер сам решил поддержать престиж автора. Четверо помрежей поднесли гигантский мегафон к губам постановщика. И едва он произнес одну только фразу, как в тот же момент обрушились все декорации. Решающим этапом сборов руководил товарищ Леденцов. Его затуманенные, точно у рыбокопченостей, глаза появлялись всюду. Участливый голос раздавался то среди светоаппаратуры, то в костюмерной, то в районе фонотеки. Леденцов исчезал и возникал так быстро, что человек, впервые попавший на студию, невольно начинал верить в раздвоение личности. - Со съемочной погодкой вас, товарищ э... э... Каковы творческие планы? участливо спросил Леденцов, хватая за рукав молодого ассистента с кладью в руках. - Мечтаю о работе, - грустно молвил ассистент. - Правильно делаете, - закивал Леденцов, - А как жена? - Спасибо, я холост. - Это хорошо. А возраст, простите, ваш? - Двадцать семь лет. - И кто бы мог подумать! А вы давненько на студии? - Ровно пять лет. - Хорошего раккурса! - вскрикнул Леденцов и тут же исчез. - Чуткая натура у этого товарища, - произнес остановившийся звукооператор. - Очень внимателен! Меня лично он раз десять