тогда бы мне вся область по колено!.. Впрочем, полноценное звание Игорю Олеговичу, наконец, дали: его назначили начальником кудеяровского коммунхоза. Но и это не очень радовало Удилова: коммунхоз - как-то не звучит... Но вот уехал в отпуск председатель горсовета, неожиданно и надолго заболел заместитель. Закусил-Удилов стал и. о. председателя. На какое-то, пусть даже короткое, время он почувствовал себя главой города. И Удилов решил показать, на что он способен. Он вызвал своих подчиненных и грозно приказал: - Чтоб завтра без двадцати минут двенадцать город был благоустроен по первому разряду. И чтоб завтра же без четырнадцати минут пятнадцать у меня был проект озеленения разработан! Возражений не принимаю. Я слушал и постановил. Если хотите со мной разговаривать, то молчите! Прежде всего решено было упорядочить уличное движение. Жители обязаны были ходить не где попало, как это велось исстари, согласно неписаным периферийным законам, а непременно между двумя рядами белых ромбиков. Над перекрестками, как детские фонарики, закачались светофоры-мигалки, появились цилиндрические будки регулировщиков. Но электричество к этим новинкам подведено не было, и они бездействовали. Милиционеры, которым было категорически запрещено курить на посту, залезали в будки и там отравляли себя никотином. Когда курильщик сидел за стеклами и плавал в облаках дыма, то издали он походил на заспиртованный эмбрион. Гирлянды разноцветных кружков, квадратов и треугольников повисли над тихими улицами. Наряду с широко распространенными знаками уличного движения здесь были и специфически кудеяровские. Так, например, между знаком 'движение в один ряд' и 'поворот только на зеленый свет' висел кружок с изображением гуся. Гусь был зачеркнут жирной красной полосой. В переводе с транспортного языка это означало, что лапчатая птица не имеет права передвижения по данной магистрали. Грозный приказ Закусил-Удилова предписывал во что бы то ни стало обеспечить каждую улицу определенным количеством указателей. И когда изготовленных за ночь знаков не хватило, и. о. предгорсовета повелел искать недостающее оформление улиц на складах городских организаций, вывешивать то, что будет найдено. И вот в результате всеобщей мобилизации всех ресурсов на улице имени Коммунхозударников, возле неполной средней школы, повис следующий шедевр: 'ЗА ЗНАКОМСТВА, ЗАВЯЗАННЫЕ ВО ВРЕМЯ ТАНЦЕВ, АДМИНИСТРАЦИЯ НЕ ОТВЕЧАЕТ'. Глубокосухопутная площадь имени Минина украсилась грозной надписью: 'ПЛАВАТЬ ДАЛЬШЕ ВСЕХ СТРОГО ВОСПРЕЩАЕТСЯ'. А проезд имени Пожарского обогатился мощным щитом: 'НЕ СИФОНЬ! ЗАКРОЙ ПОДДУВАЛО!' И везде пестрели маленькие таблички: 'Воспрещается...', 'Запрещается...', 'Штрафуется...', 'Преследуется...' и даже 'Карается...' Каково было ходить по городу бедным кудеяровцам?! Милиционер, грозно размахивая новеньким жезлом, нежно уговаривал какую-то старушку 'не нарушать и выполнять'. - Милай, это за что же? Я семьдесят лет так хожу. Да если б я все года, по-твоему, с углу на уголок перебегала, это сколько бы верст лишних я набегала? Мне мои ноги экономить надо, милай. - Мы, бабуся, - тоном чрезвычайного и полномочного посла сказал милиционер, - на страже ваших интересов стоим. Если через улицу бегать где попало, то в два счета под транспорт угодить можно. Движение потому! - И где же он, транспорт-то, милай? Какое тут движение? В Москве или на нашей главной улице, где шоссе проходит, - там, понятно, движение. А в нашем Затрапезном переулке, кроме гусаков, ничего опасного. Глупый человек, милай, тебя сюда поставил. Тебе воров ловить надо, а ты со старухами беседуешь. И она, размахивая авоськой, с достоинством зашагала по самой середине улицы. Милиционер озадаченно вздохнул: - Вот и квитанционные книжки выдали для штрафов, а рука на отрыв талончика не поднимается. - Скажите, - спросил Юрий у постового, - как пройти к артели 'Наш ремешок'? Милиционер весело взял под козырек и, довольный, что он хоть чем-то может быть полезен населению, отрапортовал: - Направо за угол, по улице 29 февраля, затем налево, по переулку 1 апреля, потом прямо, по улице 31 мая, а там на мосту имени Женского дня спросите... Вдруг взгляд блюстителя порядка помрачнел и пополз куда-то в сторону. Мартын и Юрий оглянулись. Улицу пересекала шумная компания гусей. Они шли, как положено, гуськом и гусиным шагом, по невежеству своему не обращая внимания на антигусиные знаки. - Вы меня простите, - сказал милиционер, - но я должен навести порядок. Согласно постановлению товарища Закусил-Удилова, с гусями надо повседневно бороться. Приказано штрафовать гусевладельцев за каждую безнадзорную птицу поштучно! Эх, до чего дошли - стыд один! Но служба... И, спотыкаясь о выбоины старой булыжной мостовой, он побежал прямо на пернатых нарушителей, оглушительно свистя и размахивая жезлом. Гуси дрогнули и начали отступать. Свернув на улицу 29 февраля и пройдя по переулку 1 апреля, операторы вышли на небольшую улочку, которая вся была забрызгана белой известковой баландой и заставлена ведрами. Старички-маляры, вчера еще мирно судачившие у входа в москательный универмаг, ныне отдавали все свои силы покраске родимого города. Очевидно, им платили с квадратного метра, так как они красили в один слой и быстро перебегали от одного забора к другому. За ними, перепрыгивая через потоки краски, двигался мужчина с холщовой сумкой через плечо. Он нес ведерко с клейстером и помазок. Как только маляры кончали забор, он вытаскивал из своего холщового колчана лист бумаги и молниеносным движением наклеивал его. На заборе появлялось предупреждение: 'ОСТОРОЖНО: ОКРАШЕНО!' Поскольку процесс окраски был более трудоемким, чем процесс наклейки, то человек с помазком, увлекшись работой, квартала на два обогнал маляров. Только этим, очевидно, и можно было объяснить таинственное обстоятельство: свежие наклейки 'ОСТОРОЖНО: ОКРАШЕНО!' виднелись даже на тех заборах, которые красились в последний раз лет двадцать назад. - Лицо этого деятеля мне почему-то знакомо, - сказал Юрий, разглядывая наклейщика. - Март, Посмотри внимательно: кто он? Добродушнейшая улыбка всплыла на лице Благуши. - Подражатель Шерлока Холмса, - сказал Мартын, - должен обладать блестящей зрительной памятью. Это же наш старый друг Сваргунихин, из облторга. Очевидно, ему пришлось переменить место службы... - Это надо выяснить, - сказал Юрий. - Интересно, как вел себя Тимофей Прохорович в сваргунихинском деле... Гражданин Сваргунихин, можно вас на минуточку? Но Сваргунихин даже ухом не повел. Он продолжал клейку своих предостерегающих плакатов. - Вот лицедей! - возмутился Юрий. - Ведь мы же знаем, что он великолепно слышит! Идем! Операторы направились к месту малярных работ. Тем временем конвейер мастеров кисти и краски что-то застопорился. Старички, размахивая кистями и бородами, сбегались к повалившемуся забору. - Все разом! Эй, ухнем! - раздавались крики. - Гнилой он, - оправдывался один из маляров. - Только я его кистью тронул, как он - бултых! - и завалился. - А ты не нажимай, не стену работаешь. - Забор-недотрога, - заметил Юрий. - Как он стоял, никому неизвестно. Одна из тайн кудеяровского горкоммунхоза! Операторы подошли ближе. Сооружение оказалось действительно весьма хрупким. Красить его было невозможно: как только к нему прикасались, оно падало. Его поднимали, ставили. Но как только дело доходило до покраски, забор немедленно принимал горизонтальное положение. - Такое добро, - сказал один из бородачей, - только выкрасить да выбросить. - А зачем тогда красить? - спросил Юрий. - Надо сразу выбросить. - У нас уже восьмой забор нонче такой, - пояснил кто-то. - Закусилов распорядился, чтоб в двадцать четыре часа в полное благоустройство город привести. Приказал кистей и красок не жалеть. - Первый раз в жизни такую работу произвожу, - закуривая самокрутку, произнес самый моложавый из старичков-маляров. - Это же не покраска, а разврат. - Не надо было подряжаться, - мрачно молвил другой. - А раз подрядился, то выполняй. - Я обо всем куда следует напишу, - сказал Третий. - Это ж подумать, сколько народных денежек втюкали в эту покраску!.. И старички, проявив смекалку, докрасили забор. При этом пятеро его держали, а шестеро работали кистями. Потом его бережно подперли каким-то прутиком. - Ежели ветру сильного не будет, - сказал один, задумчиво глядя на дело рук своих, - тогда, может, до вечера и простоит. В это время к ним подошел Сваргунихин с помазком и клейстером. - Не срывайте темпов! - крикнул он малярам и вынул из сумки плакат. - Не трожь ты этот забор, - сказали маляры. - Стоит - и пусть его стоит! - Кого? - спросил Сваргунихин, умакнув помазок в ведро. - Хитро придумано, - улыбнулся Мартын. - Если так вот, на скорую руку, покрасить город - это заметят только те, кто испачкается. Но если на каждом шагу написано: 'Осторожно: окрашено', про ремонт узнают все. - Я поговорю с Удиловым, - сказал Юрий воинственно. - Я заснял несколько кадров... Будет, что показать ему. - Ну хорошо, запечатлел ты эту эпопею, - усмехнулся Мартын, - а тебе скажут: 'Нетипично, товарищ Можаев'. - Вообще-то факт единственный в своем роде, - сказал Юрий, - но для некоторых руководителей типа Закусил-Удилова он вполне рядовой, обычный. Операторы не успели сделать и двух шагов, как сзади раздался визг. Мартын и Юрий оглянулись: забора уже не было. Только из-под груды досок торчали ведро и помазок... ...В комнате, где обитал председатель правления артели 'Наш ремешок' Дмитрий Иоаннович Самозванцев, мебели почти не было. За длинным столом сидело двое: на одном конце председатель, на другом плановик Ивонна Ивановна. Операторы стояли среди комнаты и переминались с ноги на ногу: сидеть было не на чем. Самозванцев уступил им свою табуретку, а сам сел на краешек стола. Взгляд Дмитрия Иоанновича выражал ту разновидность скорби, которую называют мировой. Три черных волоса были туго, как струны, натянуты на лысый череп. 'А ведь
Вы читаете Не проходите мимо