Алик всмотрелся, с облегчением сказал «нет».
— Ты в одно и то же время проживал с ним в гостинице «Вокзальная».
— Мало ли с кем я проживал, — пожал Алик плечами.
Он так же равнодушно не узнал Сэра на другой фотографии. Конов внимательно смотрел на его реакции, с тоской подумал: «Не врет».
— Ты билет лотереи нашел?
— Купил, — не поддался на провокацию Алик.
— Сам купил или с рук?
— Сам.
— Где?
— В Москве.
— Неправда, Алик, — сказал Конов, — билеты этой серии в Москве не продавались. Что ты скажешь?
— Не понимаю по-русски, — сказал Алик.
— Простыл, что ли?
— Не понимаю, что ты говоришь. — Алик откинулся на сиденье и закрыл глаза.
Через минуту послышалось свободное дыхание спящего человека. Или нервы у Алика были стальные, или ему не о чем было тревожиться.
«Пустой номер, — дремотно ворочались мысли Конова, — этот Алик совершенно пустой номер. Алик купил у кого-то билет. У спившегося Сэра? У говорливого Шиша-пожарника? У длинноволосого парня в белых кроссовках?»
Алик пошевелился сонно — будто мысли Конова передались ему загадочными волнами. Конов снял пиджак, положил на стол перед собой листы, исписанные трудным почерком, и стал внимательно их прочитывать. Это были дурацкие заявления Тихоновой. «Что ж, — говорил себе Конов, — если мир вокруг сошел с ума, значит, надо понять его безумный язык».
«…Если б я была сумасшедшая, — читал он с каменным лицом, — я могла подумать, что мой муж (покойный) ожил и каким-то образом оказался в дому. Вечно он не клал на место, что брал. Если, например, полезет за носовым платком, обязательно не задвинет до конца нижний ящик шкафа…»
Хотелось бы посмотреть на инспектора, который за этой галиматьей увидел бы серьезное дело.
«Я верю, — приказал себе Конов, — Шиш обыскал квартиру, не нашел билета, пришел на следующий день с идиотским сообщением про электроутюг, чтоб попытаться выпытать у сумасшедшей старухи, куда она дела лотерею… Она раскололась». Он сунулся в листки: «Шиш — это не шиш в смысле фиги, — писала Тихонша, — а в смысле мелкий черт. И тут меня как ударило: а кто он такой, что я знаю об этом пожарнике? Я ж его документы не проверяла. Может, он не пожарник, а шпана. Не Шиш, а Иванов, а Шиш — его воровская кличка? Вон их сколько, уголовников, расплодилось!..»
«Было ясное раннее утро, около восьми часов… или бритвой по лицу, или махоркой в глаза… сестра- утопленница, которая не умела плавать… Я бы и не вспомнила этих хулиганов, если б в их могиле не лежал посторонний негр…» Почему-то ей не пришло в голову назначить негра главой шайки. «Надо поймать этих маленьких мерзавцев, — советовала Тихонша, — и хорошенько порасспрашивать». Порасспрашивать, конечно, было бы не плохо, но как их найти? Тем более в школах не сегодня завтра начнутся летние каникулы. «У вас все в порядке с могилой?»— спросили они, — писала Тихонша. — С чего бы им беспокоиться о чужой могиле?! Значит, подучили…» Бабка была права — мальцов надо было хоть из-под земли, но достать…
Впервые в жизни инспектор Конов начинал действовать под впечатлением от записок сумасшедшей.
Полундру было не узнать. Пропали плохо мытые патлы, прическа стала модной, а волосы блестели и пахли французским одеколоном. Белый костюм, черные очки в хорошей оправе, мягкие итальянские туфли могли превратить его в иностранца, если б он не был безобразно пьян, не смотрел каждую минуту в большие золотые часы на руке, а лица из его разудалой компании не просились на стенд «Их разыскивает милиция».
— Кто нас обидит, тот дня не проживет! — кричал Полундра.
Компания изнывала от желания, чтоб их кто-нибудь обидел, но никто не хотел. Люди расступались, а вокзальный милиционер стал смотреть в сторону.
Через стекло изнутри перонного киоска за гульбой наблюдали человек шесть людей кавказских национальностей. Они негромко переговаривались по-своему, хотя одно слово было понятно: «Сволочь».
Полундру грузили в мягкий вагон, рекой лилось шампанское. Проводнице сунули горсть помятых денег.
— Куда ему? — спросила проводница.
— В Москву! — сказали ей. — Его назначили президентом!
— Полундра! — кричал Полундра.
До столицы Полундра не добрался. Он очухался от безжалостных ударов по щекам. В полутьме двухместного купе на него зловеще смотрели пять пар черных глаз. Один из гостей вынул финку. Полундра попытался сопротивляться, его скрутили в момент. Человек с финкой аккуратно и безжалостно разрезал ему новенький кожаный ремень, заодно пояс элегантных брюк. Из купе вынесли шикарный чемодан, следом шел Полундра, двумя руками придерживая спадающие брюки.
— Он в Москву, — попыталась вмешаться проводница.
— Передумал, — с сильным акцентом сказал замыкающий процессию, — у него дела.
Они выгрузились на неизвестной станции. Около привокзальной площади ждала машина. Полундру усадили на заднее сиденье между двумя сердитыми людьми.
— Что случилось? — наконец открыл рот Полундра и пожалел.
Сидящий слева жестоко ударил его локтем в живот. Полундра ткнулся головой в спинку переднего сиденья и захрипел. Машина тронулась, неторопливо прокатила по мирному городку, на шоссе водитель прибавил скорость, и она помчалась обратно в сторону Судимова.
Полундре мало не показалось. Европейский костюм на нем превратился в грязные лохмотья, из пробитой головы кровь намочила волосы и застывая натекала на левую половину лица.
— Приведи себя в человеческий вид, Полундра, — сказал сутулый человек с золотой цепочкой на запястье правой руки, — глянь, на кого ты похож.
Полундра с трудом выбрался из кресла, куда рухнул минуту назад. Брюки спали с него, он со стоном наклонился, натянул их обратно, неуверенно пошел к дверям. Пятеро южных людей расселись по всей комнате. Все молчали, слышался только плеск воды, урчание крана в ванной. Он появился кое-как умытый, без остатков пиджака, все так же держась за брюки руками.
— В жизни главное — честность, — сказал сутулый, — честность на дороге не валяется.
Он знал, что говорил. Он много прожил. Честности учился с пятнадцати лет, когда первый раз сел как малолетка за разбой. Потом он сидел за ограбление, кражу, мошенничество, убийство, хищения в особо крупных размерах и даже за укрывательство от алиментов. Ему было время подумать и узнать главные в жизни вещи. Это был Авторитет — такой человек, которого все боялись и слушались, который мог похоронить южных людей и Полундру и всех их товарищей.
— Не вздумайте жульничать, — сказал он, — ни ты, Полундра, ни вы, черти…
Один из компании перевернул над столом сумку, из нее посыпались пачки денег.
— Все? — спросил Авторитет.
— Клянусь! — пролепетал Полундра. — Я продал им честную лотерею.
— Сколько вы ему заплатили?
— Полностью.
— Сколько истратил?
— Долги, — встрял Полундра, — гад буду — все здесь.
— Тут ничего не осталось, — сказали горные люди.
— Умеет гулять, — одобрительно сказал Авторитет. — Отдавать не любит.
