толпу, они начинают верить каждому встречному, лишь бы его хорошо было слышно. Сначала зал был за прокурора, потом засомневался и перекинулся к адвокату. Сейчас и уборщице, она стояла в дверях, забыв про свою работу, была ясна абсолютная правота Винта.
На месте адвоката любой нормальный собрал бы свои бумажки и побежал на вокзал, пока дают билеты на проходящий московский поезд. Но когда в зале загромыхал ее голос, стало понятно: ей все чужие слова — в поле ветер, скучно. Даже больше — то, что другого могло свалить с ног, только придавало ей сил. И в этом скоро все грустно убедились.
— В деле, — начала она издалека, — есть заявление родителей этого мальчика: он сбежал из дома. Ты ведь поэтому ночевал у немого?
— Если б я не ночевал, — сказал Винт, — вы бы никогда не узнали правды.
Пришло время вмешаться Лине. То ли она свою вину чувствовала за то происшествие, то ли боялась, начнут разбираться, почему ее ученики не ночуют дома. Она поговорила о трудности подросткового возраста, перешла на трудности сегодняшнего времени, следом пошло о трудностях учителей в деле воспитания. «Мы так учим наших детей, — говорила она, — чтобы они были свободными гражданами в свободной стране». Закончила неожиданно:
— У нас вообще один из ведущих по поведению и успеваемости класс.
— Я, кажется, к вам заходила? — спросила адвокат.
И взяла в руку новую бумагу. Сколько у нее этих бумаг было?!
— Но мы с вами говорили вообще, — смутилась Лина. — Не конкретно…
— Минуточку. — Адвокат начала выборочно читать: — «Трудные дети… неважные родители… подозрительная внеклассная жизнь и даже энергетические вампиры. Не поручусь… Надо разбросать их по разным школам…»
На Лину жалко было смотреть. Она пошла пятнами и стала говорить очень тихо:
— Я не знала…
— Громче!
— Я говорила вообще. Я давала характеристику совсем для другого.
Зал зароптал. Всех когда-нибудь доставали классные руководители.
— У вас, значит, несколько характеристик? На все случаи жизни?!
Так она съела Лину за ее двуличность. Адвокат думала, на Винта это подействует: он растеряется, начнет путаться, перестанет ей противоречить. Напрасно. Он растерялся, если б Лина сказала, что он — ее надежда и любимый ученик.
Адвокат начала новую атаку-разведку с бутылки со спиртом.
— Бутылка с отравой появилась только утром. А остальных иностранных уже не было, — сказал Винт.
— Куда ж они подевались? — наивно пробасила адвокат.
— Полундра их выбросил, а взамен поставил отравленную. Сэр ее и стал пить, другого не было.
— Значит, подсудимый ушел, потом вернулся с отравой. Почему же он сразу не спрятал эту бутылку среди остальных?
— Сэр боялся, что он его убьет. Он бы не взял от него ничего.
— Но этот алкоголик мог ночью проснуться, сам сбегать себе за добавкой?
— Он не дошел бы до города. Потом, у него было много чего выпить, когда я уходил. А Полундра все повыбрасывал.
— Но зачем? Он мог просто поставить среди других бутылок свою.
— Он не дурак, — сказал Винт, — каждый бы заинтересовался, откуда у Сэра деньги на такую выпивку. Потом каждый бы спросил, почему он к таким хорошим бутылкам купил эту, убогую…
— Но в карманах у твоего Сэра…
— Он не мой.
— При нем не нашли денег.
— Значит, Полундра украл.
Сходу ей ничего не обломилось. «Туши лампу, — думали в зале, — молодец пацан, ничего не боится. Таких нам прокуроров надо! А то — тык-мык…»
— Зачем ты пришел к нему? — вышла она на новый виток.
— Сэр был должен нам с Кухней деньги.
— Зачем он занимал?
— Выпить хотел.
— Сколько он тебе отдал?
— Не помню.
— Приходишь брать долг и не знаешь, сколько тебе должны?
— Он отдал не считая, больше.
— Намного?
— Намного.
— У него была только водка?
— Был еще ликер.
— Сладкий?
— Да.
— Откуда ты знаешь, что ликер сладкий?
— Я попробовал… немножко… — Винт запнулся.
Адвокат так быстро задавала вопросы, что он не успел сообразить, для чего она интересуется каким-то паршивым ликером. В зале досадливо крякнули. «Ну москвичи, ну собаки, — думали люди, — не хочешь, а скажешь. Не надо было про ликер».
— Мы не пьем.
Лучше бы он не оправдывался.
— Кажется, из двух характеристик учительницы, — заговорила адвокат, — верна та, где этот подросток назван трудным. Все-таки представить мальчика пьющим ночью с опустившимся человеком…
— Протестую! — сказал прокурор.
— Мы собрались не для обсуждения личности свидетеля, — сказал ей судья.
— Извините, но это относится к делу. У мертвого не нашли ни рубля. Учительница показывает, что у этих мальчишек завелись деньги после известных событий. Почему эти малыши не могли воспользоваться карманом пьяного?.. Какая же цена их показаниям?!
— Не буду больше ничего говорить! — сказал Винт и пошел к выходу.
Винту улыбались ободряюще, кто-то похлопал его по плечу. В проходе какой-то выпивший пожал руку. Винт хотел уйти совсем и не показываться больше. Не вытерпел, остался в коридоре у приоткрытой двери. Хотелось узнать, кто победит. Рядом с ним оказалась Тихонша. Он поздоровался. Она сделала вид, что его не знает.
Пришло время играть прокурору.
— Адвокат упорно настаивает на том, что подсудимый был не знаком ни с глухонемым, ни с Сэром.
— Конечно.
— Пригласите свидетельницу Савинкову, — сказал прокурор.
Винт в коридоре у дверей посторонился, давая дорогу женщине с крашеными волосами. Он вспомнил ее — неласковая медсестра из психушки.
Судья подождал, пока медсестра дошла до свидетельского места. Предупредил об ответственности за ложные показания.
— У защиты не будет вопросов?
— Будет. Этот ли человек, — адвокат показала на Полундру, — приходил забирать из больницы глухонемого пациента вашей клиники?
Медсестра даже не посмотрела в сторону Полундры, не сделала вида, что вспоминает, сомневается.
— Нет, — мотнулись кудряшки у нее на лбу, — этого человека я никогда не видела.
