звезде «полынь»; и третья часть вод сделается полынью, и многие из людей умрут от вод, потому что они станут горьки.
Найлу самому стало жутковато от подобных пророчеств, но он знал, что имеет дело с христианкой, а потому почти правильная цитата из Откровения Иоанна должна произвести на нее достойное впечатление.
Посланнику Богини вовсе не улыбалось снова оказаться жертвой какого-нибудь эзотерического экспериментатора. Он хотел быть совершенно уверен в том, что произнеся заветные слова девушка Мария действительно в ужасе уничтожит книгу, а не оставит ее валяться здесь до появления нового владельца замка.
Трудно найти для этого что-нибудь более страшное, нежели святая Книга.
– Ты поняла меня, смертная! – на всякий случай Посланник влил ей в душу еще немного ужаса. Ненастоящего, от себя.
Девушка опять закивала.
Она находилась в полугипнотическом состоянии, не в силах поверить, что подобное может не просто происходить наяву, но и случиться с ней, именно с ней.
– Сейчас ты встанешь, подойдешь к столу, и начнешь читать. Моих демонов не бойся, пока твоя жизнь мне нужна, они тебя не тронут. Ты прочитаешь заклинание вслух. Ясно и громко. Если ты ошибешься – я не смогу сгинуть обратно, и гнев мой будет ужасен. Тогда ты лучше сама подойди, сотри линии, пока этого не сделают мои демоны, и прими смерть, потому что ад на земле и в преисподней с этого мгновения станут одним адом.
Найл остановился.
Если перестараться – запуганная девушка вовсе не сможет говорить.
– Теперь вставай!
Она поднялась, увидела замерших поблизости смертоносцев и вздрогнула, как от удара. Вряд ли девушка Мария когда-либо занималась разглядыванием пауков. А если и занималась – вряд ли внешность этих миниатюрных существ могла сопоставиться в ее разуме с громадинами, хелицеры которых нетерпеливо шевелились на уровне ее груди.
– Они тебя не тронут. Иди к столу и делай, что я тебе велел.
Девушка покачнулась, словно опилась сладкого красного вина, и нетвердой походкой двинулась к столу.
Восьмилапые воины, повинуясь мысленной команде, попятились и остановились рядом с правителем внутри октограммы.
– Читай!
Девушка, точь-в-точь, как граф де Сен-Жермен, уткнула пальцем в строки и принялась медленно, размеренно произносить вслух:
– Хевентес летюине гооне оло…
Хотя во всем ее теле ощущалась слабость и безволие, голос звучал сильно и громко. Найл с облегчением ощутил, как в животе зародился легкий холодок, и этот холодок потянул Посланника Богини куда-то вниз.
Воинский лагерь сворачивался. Падали полотнища палаток, закапывались выгребные ямы. Тут и там слышались веселые голоса десятников. Армия собиралась назад.
Первыми снялись со стоянки стрелки, следом за ними потянулись ремесленники, живо обсуждающие, кто какое имя себе возьмет. За время похода их стало меньше почти на две трети – но кто теперь это вспоминал?
Молодые ребята считали себя опытными воинами и уже вовсю мечтали о новых победоносных походах. В качестве прикрытия для отрядов двуногих один за другим ушли из леса несколько групп по три сотни пауков. Теперь на утоптанной, осиротевшей земле помимо трех десятков арбалетчиков оставались только пятьдесят девушек и три сотни пауков. Братья по плоти. Эта военная компания оказалась такова, что они не разу не выполняли грустного, но почетного обряда – но никто не грустил. Похороны – не самая желанная вещь, даже на войне.
– Вовремя уходите, – с явным облегчением предупредил напоследок профессор Флойд. – Дней через семь-восемь сезон дождей начнется. Обычно они по месяцу непрерывно льют.
– Успеем, – кивнул Найл. – Не промокнем.
Посланник не стал признаваться, что специально тянул время до этого времени, а мысли читать профессор, по счастью, не умел. Рад был познакомиться с вами, Посланник Богини. Бог дикарей протянул руку для рукопожатия.
– И мне было приятно узнать вас, профессор, – протянул Найл руку для ответного рукопожатия. Прощайте.
– Ну почему «прощайте»? – удивился Флойд. – Я надеюсь, мы еще увидимся.
– До свидания, профессор, – Поруз, по обычаю северян, прижал правый кулак к сердцу.
Найл пытался отправить шерифа с первыми отрядами, но северянин и три десятка его стрелков считали теперь себя подданными Южных песков и желали возвращаться в княжество только в составе его отряда. Прямо приказать им уйти Посланник не рискнул, и теперь гадал, окажутся они помощниками в его деле, или врагами.
Вопреки ожиданию северян, отряд правителя, командира победившей армии, двигался не медленно, с остановками во всех населенных пунктах для принятия почестей, а стремительным походным маршем всего за один день прорезал приморский лес, выйдя на дорогу вдоль границы с Вересковой долиной и повернул по ней направо, на восток.
– Вы уверены, что мы идем куда нужно? – не удержавшись, спросил шериф.
– Да, Поруз, – кивнул Посланник. У меня здесь осталось одно незавершенное дело. Но ты со своими стрелками можешь возвращаться в княжество главным трактом.
Шериф, не сочтя нужным ответить на это предложение, вернулся в строй.
Темпы передвижения братьев оказались для северян непривычны.
Проведшие всю жизнь в скитаниях девушки шли быстро, без остановок и разговоров, делая за день всего лишь два привала: днем на обед, и вечером на сон.
Девушки не несли с собой ничего, кроме оружия и фляги с парой глотков воды. Перед каждым привалом более быстрые восьмилапые соратники обычно успевали перехватить и парализовать какую-нибудь дичь.
Людям оставалось только развести огонь, располосовать мясо на мелкие – чтобы быстрее прожаривалось – ломтики, запечь в пламени, отправить в рот и двигаться дальше.
Зато и переходы при таких темпах оказывались едва ли не втрое большими, чем при обычных для княжества походных законах. Всего за четыре дня небольшой отряд вышел далеко за пределы Вересковой долины и углубился в земли смарглов.
– Куда мы идем, господин? – на очередном привале шериф опять рискнул задать все тот же вопрос.
– Пятнадцать наших воинов, – коротко объяснил Найл. – Смарглы убили пятнадцать воинов, шестерых двуногих и девятерых пауков. Я не хочу оставить этого без мести. Теперь, когда дикари разгромлены, мы может нанести ответный удар.
Северянин промолчал, но Найл прекрасно распознал его мысли: «Война есть война, она без погибших не бывает. Рисковать людьми ради мести – глупость». Однако вслух спорить с правителем шериф не стал. Он принес клятву верности и теперь обязан был следовать ей до конца.
Теперь скорость движения упала почти вдвое. Перед каждой остановкой или утром, начиная движение, Найл тщательно осматривал окружающую местность на ментальном уровне. Здесь, в мире разумов и сознаний, жизненной энергетики и угасающих полей, лес представлялся ему серой однородной массой, под которой ярко просвечивали ауры путников, огоньки мелких живых существ, слабое свечение растений.
Пока ничего опасного он не замечал, и отряд продолжал идти вперед без особых предосторожностей.
Где-то за переход до печально знакомого заливного луга Найл заметил впереди россыпь мелких слабых огоньков, перекрывших дорогу впереди. По счастью, он заметил их утром, и гадать о том, нападут они на ночной лагерь, или нет не приходилось.
