— Бондаренко говорил, что ты часто в заповедник наведываешься, — вспомнил следователь. — Где же ты там бываешь?
— Все больше на участке дяди Кости. Это сосед Андрея Потаповича, хороший старик. И у него водятся белые цапли и даже лебеди. Красивые, редкие теперь птицы.
— А на участке Андрея Потаповича бываешь?
— Дорога к дому лежит через участок Андрея Потаповича.
— В таком случае я попрошу тебя об одной услуге.
— Пожалуйста.
— Запоминай хорошенько незнакомых людей, которых увидишь в заповеднике.
— У дяди Кости?
— И на участке Андрея Потаповича. — Следователь улыбнулся. — Только ты, прошу, не преувеличивай значения моей просьбы. Просто мне хочется знать, кто из посторонних захаживает в заповедник. Как они выглядят, как ведут себя. И учти: разговор этот между нами. Понял?..
Дни стояли теплые, и сады утопали в бело-розовой пене цветущих вишен и яблонь,
С каждым днем падал уровень воды в реке, все более обнажая знакомые приметы заречья с его песчаными косами и сочными лугами на бесчисленных островах.
Казалось, что островков стало больше, а плавни будто кто-то подстриг. Но Валерий знал, что это вовсе не так. Просто вода в плавнях стояла еще высоко, на островах обнажились только возвышенные места, образовав множество островков и мелких озер.
Вода в них была теплая и мутная от кишевших в ней мальков. Но Валерий знал: пройдет неделя-две, и мелкие озерки превратятся в ямы, заполненные вязкой жижей, и тогда погибнут тысячи лещей, судаков, окуней, подустов.
Однако сейчас еще не поздно спасти рыбу. Нужно только открыть канавы, выпустить из озер в чистую, свежую воду всю эту беззаботно резвящуюся молодь рыбьего царства.
Весь день Валерий провел на Конских островах, размечая с Сергеем Никитичем участки для школьных бригад, которые выйдут завтра копать канавы. Возвратились засветло. Валерий сразу не пошел домой, а поговорил еще со Штанько о завтрашней работе.
Валерий поднимался по крутой тропинке к дому, когда увидел Бондаренко. У того был озабоченный вид.
— А я у тебя был, — сообщил Владимир Николаевич, после того как поздоровался. — Думал, что возвратился уже.
— Я задержался на стане, пока лодку вытаскивал, то да сё.
Валерий был удивлен: он уже виделся сегодня утром с инспектором, когда тот приезжал на Конские острова. Но юноша не выказал своего удивления, только объяснил, почему задержался.
— Я пришел сказать тебе, что встречаемся, где договорились, — объяснил Бондаренко.
— О, уже сегодня!
«Видно, — подумал Валерий, — утром Бондаренко и сам еще не знал этого».
— Не шуми, — предостерег инспектор и оглянулся по сторонам. — И не забудь потеплей одеться — ночь прохладная, — напомнил он.
— А ружье взять?
— Обойдемся без ружья.
По Валеркиному лицу было видно, что такой ответ его не очень-то устраивает.
— И смотри, — предупредил Владимир Николаевич, — матери не проговорись, чтобы напрасно не волновать ее.
— Не беспокойтесь, — обещал Валерий. Они попрощались.
— А тебя спрашивал Бондаренко, — сообщила мать, как только Валерий переступил порог.
— Наверное, интересовался, справились ли мы с разметкой, — равнодушно сказал Валерий. — Сам Бондаренко работал аж на Барвинке, а у нас был только утром.
Евгения Васильевна подала обед, и Валерик с аппетитом стал есть. Он ел и поглядывал на мать. Как постарело за короткое время милое лицо матери! Раньше не было ни этих морщин, ни седой пряди в русых волосах. «Моя хорошая, — с болью думал Валерий, — как хочется, чтобы снова радостью засветились твои глаза и опять зазвучал в нашем доме твой ласковый смех!.. Но это может быть, я знаю, только с возвращением отца...»
Потом он стал думать о том, как бы получше объяснить матери, почему он сегодня не сможет ночевать дома.
Покончив с обедом и вытирая губы концом расшитого полотенца, лежавшего на коленях, Валерий сказал:
— Часок отдохну, а потом мне еще на дежурство.
Мать насторожилась:
— Это еще на какое дежурство?
— В штабе дружинников, мама. — Он не смотрел ей в глаза.
— И за этим пришел Бондаренко? — спросила мать. — Не умеешь ты, Валерка, врать.
— Ладно, ты только не волнуйся, — сказал Валерий.
А мать говорила:
— Я догадываюсь, зачем ты идешь, но тебя ведь все равно не удержишь.
— Все будет хорошо, мама.
— Отец тоже всегда говорил: «Все будет хорошо». Но ты все же помни и обо мне.
Она отвернулась, чтобы Валерий не увидел слез, и стала готовить бутерброд.
— Возьмешь с собой на ночь,
— Возьму, мама, спасибо...
Через час он ушел.
Ночь была звездная, но не такая светлая, чтобы из боярышника на склоне холма, где устроился Валерий, можно было разглядеть людей, выходящих из дома Лутака.
Когда уже совсем стемнело, пришел Бондаренко. Он был в сапогах и плаще, карманы которого оттопыривались. Валерий был уверен, что Бондаренко не забыл свой пистолет. Однажды он видел, как инспектор чистил его.
— Давно пришел? — спросил Бондаренко.
— Часа два.
— Хозяин не выходил?
— Выходил, когда приехал какой-то человек в посудине.
— Что за человек?
— Разве узнаешь! Только и приметил, что длинный, аж сгибается, а голос бабий.
— Может, так оно и есть?
— Нет, имя не женское — Капитон.
— Ты слышал их разговор?
— Разговора-то не было. Григорий Каленикович спросил: «Ты, Капитон?» А длинный ответил с лодки: «Я». Каленикович и говорит: «Добре. Уходи, я скоро». — «Опять нудишь? — говорит длинный. — Успевай до луны». И все.
— Только всего? И ты не узнал по голосу?
— Нет. Чужой будто... Сказал и погреб на фарватер. А Григорий Каленикович пошел в хату.
— И больше не выходил?
— Один раз вышел с Харитошей. Пошли в сарай, и Харитон чего-то вынес.
— Сети?
— Может, и сети.
— А старик?
— Григорий Каленикович тоже. И все снесли в лодку. Два раза ходили в сарай — и обратно к лодке. Вон она, в кустах...
