И снова ехали. Алик, сытый и довольный, сидел, развалившись, на продавленном сиденье, смотрел на надвигающийся склон Ай-Петри, на встречные машины, на Карбюратора, сонно и равнодушно крутящего баранку. На подъеме его укачало. Машина шла на первой скорости, ревел двигатель, в кабине было жарко, воняло перегаром. Алик расстегнул рубашку и отпустил пояс, на поворотах в животе у него замирало, на лбу выступала испарина.
Выехали, наконец, на яйлу. Карбюратор переключил скорость, и машина покатила легко и ровно. Сбоку, по траве, бежала, подпрыгивая, ее длинная тень. А впереди, в низине, сургучно краснели жестяными крышами дома. Потом Алик увидел метеостанцию, серебристые мачты и белые будки приборов.
Он вылез из кабины и поежился: дул холодный ветер. Игорь стоял около ограды метеостанции и разговаривал с девушкой в красной юбке. Девушка смеялась, куталась в куртку, ветер трепал ее юбку.
Они подошли к машине.
— Для начала познакомься с Аликом, — сказал Игорь, как всегда, тихо и спокойно.
— Надя. — Она протянула руку. Волосы у нее были короткие, рассыпчатые, ветер ерошил их.
— Так что будем делать, шеф? — крикнул Коля, брат Васи. Свесив ноги, он сидел с сигаретой в зубах на заднем борту.
— Слезайте, — сказал Игорь.
— На Ай-Петрах будем ночевать? — спросил Карбюратор.
Игорь обернулся.
— Да, да. Машину — во двор.
Они пошли за Надей через двор, где развевалось на веревке белье, по коридору, через занавешенную марлей дверь, в длинную, заставленную раскладушками комнату.
— Я думала, вы утром приедете, — сказала Надя.
Алик развязал спальный мешок, расстелил его на стоявшей под окном раскладушке. На подоконнике стояли барографы и какие-то пыльные картонные коробки.
— Будем барахло разбирать? — спросил Коля, муж Лили.
Алик первый раз услышал его голос.
— Завтра с утра, — сказал Игорь.
Он рылся в рюкзаке. Надя стояла рядом и смотрела на него.
— Поищи в карманах, — сказала она.
Алик надел куртку и вышел. По шоссе, рявкая, проносились машины. Мальчишка в соломенной шляпе гнал по обочине корову.
— До Зубцов далеко? — спросил Алик.
— А вон тропа. — Мальчишка махнул рукой.
Алик дошел по бровке обрыва до Зубцов, сел в каменистой промоине, в затишке, покурил, глядя вниз. На побережье лежала синеватая тень гор. Ярко белел в ялтинском порту теплоход. Яично-желтые облака, громоздящиеся над горизонтом, отражались в море светлыми стенами. Сидел бы он сейчас в своей комнате или ходил по городу. Слишком неожиданно все это произошло; Игорь, Ай-Петри, Надя...
Когда он вернулся, начало темнеть. Внизу, в Ялте, горели огни. По шоссе шли девушки — сборщицы лаванды.
В дверях станции Алик столкнулся с Надей. Оба засмеялись.
— Давайте я схожу. — Он взял из ее рук ведро.
— А знаете где? На станции вода кончилась, они берут в долг в ресторане.
Ветер подхватил ее юбку, когда они вышли на шоссе. Она подняла воротник куртки. Фары вывернувшейся из-за поворота машины просветили ее волосы.
— Вы давно на Аи-Петри? — сказал Алик.
— С утра. Я в отпуске сейчас.
Во дворе ресторана пахло горелым маслом, в котором жарят чебуреки.
— Отдыхаю в Кореизе, — сказала Надя.
Алик выдернул из цистерны деревянную затычку, и вода толстой струей мягко ткнулась в ведро. Из дверей выглянула женщина в белом халате.
— Со станции, — сказала она кому-то.
Алик заткнул цистерну и поднял ведро.
— Вон «Красный камень», — сказал Надя, придерживая под подбородком углы воротника. — Видите огонек? Это ресторан в заповеднике. Мы там были в прошлом году, пили рислинг, закусывая жареной олениной. Потом спустились к морю, а перед этим такой ливень был — море коричневое, и чего только не плавало! Мы придумали игру: кто поймает что-нибудь такое, чего еще не было. Игореха поймал стеариновую свечу и дыню. А я — сапожную щетку.
— Вы давно в Крыму?
— Три года.
— Нравится?
— А мне везде правится.
Они вошли на станцию.
— Поставьте в коридоре, — сказала Надя. — Какао сейчас сварим.
Игорь и оба Коли сидели на полу вокруг кучи проводов, лампочек, стекол и кругов изоленты.
— Фонари комплектуем, — сказал Игорь.
За стеной играл приемник. Сигналили на повороте машины, стекла окна голубовато озарялись, и, дрожа, проплывали по ним тени мачт. Шумел за марлевой занавеской примус, то и дело бегала Надя, носила банки сгущенки, сахар, кружки. Все хорошо и просто. Отвертка, чтобы вывертывать и ввертывать шурупы, нож, чтобы зачищать концы проводов, пластилин, чтобы в фонари не просочилась вода.
Потом запахло какао. Надя внесла чайник. Коля, муж Лили, молча начал резать хлеб, а Игорь принес со двора мокрую кастрюлю с маслом.
— Мажьте от души, — сказала Надя. — Больше ничего не будет.
Потом все разошлись. Алик тоже вышел. Ветер улегся, было тепло. От круглой желтой луны тянулась по морю багровая дорожка.
Когда Алик проснулся, пахло кофе. За откинутой занавеской Надя, всклокоченная, в брюках, сидела на корточках возле примуса.
— Доброе утро, — сказал Алик.
Она улыбнулась и кивнула.
Он вышел на заляпанный куриным пометом порог и зажмурился от солнца. Перед раскрытым сараем сидели на куче вещей Игорь и оба Коли. Муж Лили наматывал на катушку синий телефонный провод. Брат Васи накачивал резиновую лодку. Игорь держал уже надутую лодку стоймя и прижимался к ней ухом.
— Привет, — сказал Алик.
— Привет. Травит где-то, подлая.
Куча, на которой они сидели, состояла из мотков толстой капроновой веревки, каких-то резиновых сумок, свитеров, сапог и хлопчатобумажных комбинезонов, грязных и заляпанных стеарином,
— Что мне делать? — спросил Алик.
Игорь бросил лодку и отряхнул руки.
— Знаешь, займись компасами. Вон, на ящике. Сверить, почистить, там на некоторых клинометры заедает;
— Будет сделано. Умоюсь только.
— Умойся, умойся, — сказал Коля, брат Васи.
— Злорадствует, — сказал Игорь. — Воду еще не привезли. Между прочим, это здесь проблема. Нам как-то пришлось варить кашу на боржоме, купленном в ресторане. Года два назад. Шли из Мисхора на Чайный домик...
— Пижон! — крикнул вдруг Коля, брат Васи. — Жалкий пижон!
От ворот, с рюкзаком на плечах, шел парень в шортах и черной с белыми пуговками рубашке. На шее у него висела на капроновом шнурке замусоленная деревянная фигурка.
