слишком много комиссионных, то ли вмешались правительства некоторых стран — покупку временно пришлось отложить…
Торговля мадам Вонг была несколько экстравагантна, но неизменно результативна. Ее доверенное лицо письменно или по телефону связывалось с капитаном какого-нибудь английского сухогруза. Вначале капитана спрашивали о погоде, о семье, о здоровье… И когда капитан, взволнованный заботой о его здоровье, бледнел и начинал заикаться, его успокаивали и говорили, что с ним ничего не случится, с судном и с его экипажем если он подарит вдове некоторую сумму… Например, в 1951 году британскому пароходству было предложено выплатить вдове 20 тысяч гонконгских долларов. Пароходство «с радостью» отдало эти деньги. Мадам вела себя как богиня моря — она требовала знаков внимания, и, если к ее ногам не клали доходов, она сердилась.
Пароходная компания «Куангси» отказалась дарить вдове каждый год по 150 тысяч американских долларов. И это имело для компании печальные последствия — на ее кораблях начали взрываться мины замедленного действия, а те корабли, которые обнаруживали опасную начинку еще в порту и все же осмеливались выходить в море, бесследно исчезали вместе с экипажем и грузом.
Тайна исчезновения кораблей приоткрылась в марте 1951 года, когда в море выловили полумертвого человека, вцепившегося в доску от ящика. Спасенным оказался матрос с фрахта «Опорто».
Моряк рассказал, что в море их атаковали торпедные катера. «Опорто» взяли на абордаж. Бандиты согнали команду из двадцати двух человек на полубак и расстреляли из автоматов. Матросу повезло, его лишь ранило, он упал за борт и только чудом не стал добычей акул, которые, как пираты, кружились вокруг несчастного судна.
Я мог бы иронизировать по адресу мадам Вонг сколько заблагорассудится, но ирония не всегда является признаком силы духа.
Конечно, мне было немыслимо трудно бороться с преступной организацией, имеющей оборотный капитал в несколько десятков миллионов долларов. Мой капитал составлял пятьсот гонконгских долларов, из которых добрая половина была чужой. Портативная пишущая машинка, потрепанная и неказистая, была единственным техническим средством, которым я располагал. Правда, у меня была перспектива — португальская полиция обещала десять тысяч фунтов за фотографию мадам.
В мае 1963 года один из членов банды мадам предложил японской полиции информацию о своей госпоже. Переговоры велись тайно, без свидетелей, и казалось, что японцам удалось выйти на прямой след. Отступник прибыл в пункт, где была назначена встреча. К сожалению, дать какую-либо информацию о своей госпоже раскаявшийся пират не мог — у него были отрублены руки и вырван язык.
О чем говорил этот факт? Первое — кто-то оберегал мадам. Второе — тайная полиция вдовы работала оперативнее японской полиции. В-третьих, мадам не доверяла никому, даже самым приближенным. Мадам руководствовалась старым правилом пиратов: «Мертвые не кусаются».
Так что молодого вьетнамца убили не зря. В момент нашей встречи агенты мадам Вонг не знали моего имени — теперь мое имя им, конечно, известно. Им достаточно было сфотографировать меня (что они, безусловно, сделали), а затем проверить по картотеке, что за гусь встретился с Пройдохой Ке.
Я закурил. И машинально начал раскладывать пасьянс «Мария-Антуанетта». Этот пасьянс сходился очень редко, но иногда все-таки сходился.
Итак… Что могло значиться в моем досье? Какими фактами обладали агенты мадам?
Возможно, они знали меня лучше, чем я сам. Остров, о котором писал Пройдоха Ке, находился где-то в районе моря Банда, или Молуккского моря… Если это был тот остров, на котором я когда-то побывал, тогда его нужно искать несколько северо-восточнее острова Ани, ближе к Парасельским островам. В случае надобности я смог бы найти его на подробной карте. И если догадка верна… то я вышел на пиратскую базу. Подобные базы у пиратов были во время Корейской войны. Молодчики мадам совсем обнаглели и беззастенчиво грабили корабли, зафрахтованные даже вооруженными силами США. В ее руки попали огромные партии новейшего вооружения, обмундирования, бесчисленное количество ящиков с галетами, мясными консервами и медикаментами, тысячи мешков муки и риса… Против флотилии мадам был брошен 7 -й американский флот, которым Штаты, как щитом, прикрывали Тайвань. Не бездействовала и английская эскадра. Я уже не говорю о военных кораблях Голландии и Португалии. Но пираты были неуловимы. И дело не в том, что у них было отлично налажено оповещение, — мадам Вонг имела продуманную сеть тайных убежищ, хорошо замаскированных не только с воды, но и с воздуха. Ни один разведывательный самолет не смог обнаружить пристанище пиратов. Теперь я знал, как строились эти базы. Пираты вербовали в странах Юго-Восточной Азии людей с темным прошлым, привозили на объект и, когда строительство заканчивалось, рабочих уничтожали. Работами руководил немец, по всей видимости — бывший эсэсовец, поднаторевший в строительстве лагерей смерти и подземных заводов.
Конечно, наш разговор они подслушали. Тут не было ничего сверхъестественного — электронная аппаратура у гангстеров была новее, чем у полицейских… Гангстерам для приобретения подобной аппаратуры не требовалось запросов в палате общин. Они платили звонкую монету без бюрократических проволочек. Итак, хотя ничего крамольного в нашем разговоре они не услышали, агенты мадам были не настолько наивны, чтобы предположить, что Пройдоха Ке, рискуя жизнью, пошел на встречу со мной лишь ради того, чтобы спросить, какого числа начнется новолуние.
Если они припомнят, как я нагнулся за зажигалкой, то сразу станет ясно, что, кроме зажигалки, я поднял с пола еще кое-что… Значит…
Значит, надеяться мне было не на что.
Как говорят психологи, существует несколько видов страха, если страх, конечно, брать в чистом виде, без всяких психологических примесей.
Стеническая форма страха… Существует и такая. Я бы хотел, чтобы моя психика была настроена на ее волну, тогда в минуту опасности я испытывал бы небывалый подъем, мозг работал бы ясно, я бы испытывал боевое возбуждение, как петух перед поединком с соперником по курятнику. Но, увы, хотя некоторая доля авантюризма во мне и была, я не чувствовал радостного вдохновения в минуты опасности. При ощущении опасности я вел себя, как шестьдесят процентов нормальных людей, то есть просто боялся.
Я четко представлял, как разворачивались события на далеком острове, точно сам принимал в них участие..
Двое строителей пошли вдоль дороги, прячась в тени пальм. Ночь, как назло, выдалась яркой. Ке и Мын опасались встречи с даяками. Они не знали, что жители римбы никогда не ходят по ней ночью: это запрещают древние обычаи. И хотя охранники были праведными мусульманами, они помнили и обычаи отцов — ночью человек должен сидеть у костра или спать в шалаше.
Путь казался бесконечным. Ке и Мын торопились. Они должны были быть у скалы, когда луна коснется края моря, — перед рассветом становится темно. Эта темнота — последний шанс на свободу.
И все же они пришли к бухте слишком рано. Тощий рожок луны продолжал светить, как фонарь.
Беглецы спрятались в зарослях. База была отлично замаскирована, и, если бы Мын и Ке не строили ее сами, они бы не догадались, что буквально в ста метрах от римбы в скалах выдолблены пакгаузы, емкости для горючего и масла, жилые помещения, а на верхушке скалы вращается антенна радара, готовая предупредить гарнизон пиратского убежища о приближении чужого корабля или самолета.
Толстый Хуан появился, когда луна села за горизонт. На его плече, обхватив его могучую шею лапками, как ребенок, сидела Балерина. Она, как и даяки, боялась ночи, боялась неясных теней в римбе и поэтому прилипла к хозяину.
Он бросил к ногам вьетнамца огромный узел — все имущество, которым он владел на этом проклятом острове. Деньги, наверное, у Хуана водились, но были припрятаны в каком-нибудь банке на континенте. Он не питал иллюзий. Волей-неволей ему приходилось тянуть повозку мадам Вонг вместе с даяками, немцем и японцем. Если бы его заподозрили в желании дезертировать с острова, с ним немедленно расправились бы без суда и тем более следствия.
Хуан и китаец растворились в темноте.
Умение ожидать — наука трудная, сложная, и не каждому она дается. Пройдоха Ке умел ждать, но даже для него минуты растягивались в часы. И когда он отчаялся, послышался условный сигнал — крик
