— Пойдемте. Сначала ко мне — нам понадобится магнитофон. Поговорим, обсудим детали, распределим роли. То, что мы задумали, настолько важно, что без предварительной подготовки нельзя. Мы же должны успешно провести эксперимент, не правда ли? Пойдемте. Если случится так, как я предполагаю, если все пойдет гладко, вы сегодня же отвезете следователю кассету. В обмен на вашего товарища.
— Я чего-то не врубаюсь, — сказал Иван.
— Ладно, пусть, — сказал Севка, поднимая мотоцикл. — Темнит, ему же хуже.
— Идемте, молодые люди. Идемте. Дорогой все объясню.
7
Она пригладила ему кудри.
— Хороший… Ты очень хороший.
Он прижал ее руку к груди. Она засмущалась.
— Не надо, Яшенька… Ну, что ты.
Большие черные глаза его поблескивали. Он смотрел на нее снизу, сидя в инвалидной коляске, смотрел умоляюще, безнадежно.
— Не надо, — она высвободила руку. — Прошу тебя.
— Ккк…атя.
— Яшенька. Ну, не надо. Я сейчас разревусь.
— Ка-к-катя.
— Ты же умница. Ты все понимаешь.
— Ккк-катя.
— Я плохая, Яшенька. Я ужасная. Я хуже всех на свете.
В дверь неожиданно позвонили.
— Ннн-нет, — он стиснул подлокотники креслакаталки.
А она вскрикнула:
— Кто там? — и торопливо выбежала в прихожую.
— Если не ошибаюсь, Катя?
— Да, — удивилась она. — Добрый день.
— Здравствуйте.
На пороге стоял Кручинин.
— Квартира Беловых? А Яша? Он дома?
Она кивнула.
— Извините, что не предупредил звонком. Но дело неотложное. Всего несколько минут. Вы позволите?
— Пожалуйста, — растерянно пробормотала она. — Сюда.
— Старшего нет?
— Скоро должен вернуться.
— Пожалуй, так даже лучше.
Они прошли в комнату.
Катя встала у окна — колючая, настороженная.
Кручинин поздоровался с Яшей за руку.
— Надеюсь, представляться не надо? — Он покачался на каблуках. — На всякий случай, Виктор Петрович, — и дробненько рассмеялся. — Не пугайтесь, я дяденька смирный. Лев рычит во мраке ночи, кошка стонет на трубе, жук-буржуй и жук-рабочий гибнут в классовой борьбе. Ну что, братцы-нолики, побеседуем?
Яшка выглядел совершенно спокойным, а Катя смотрела на следователя с нескрываемой неприязнью.
— Хорошо, помолчим, — сказал Кручинин, с улыбкой поглядывая то на одного, то на другого. — Однако не будем терять времени. Тем более, когда оно дейстствительно дороже денег.
— Не понимаю, — сказала Катя. — Зачем вы пришли?
— Объясню. По роду службы мне необходимо коечто уточнить. А поскольку зарплата у меня маленькая и сам я крайне нерадив и работать не умею, я пришел за помощью к вам. И любую информацию готов оплатить щедро.
— О чем вы? Какую информацию?
— Ну, где, например, ваши друзья. Надеюсь, вы знаете, о ком я говорю? Добрыня Никитич и Алеша Попович. Или, в миру, Иван и Всеволод. Чем заняты. Сейчас. В данную минуту.
— Ааа… Анн-н-ндрей?
— Не волнуйтесь, Яша. Он в полной безопасности. Его не пытают, не бьют. Ведет себя по принципу: нападение — лучшая защита. В меру нахален, как большинство его сверстников, и чересчур уверен в себе. Пока. Мера пресечения определена ему достаточно легкая. Не страдает. А вот активность его дружков меня беспокоит… И вопрос к вам, Яша. Они решили выручить Гребцова, сделав за нас нашу работу? Я верно разобрался в ситуации?
Яша опустил глаза и энергично замотал головой.
— Жаль, — сказал Кручинин. — Очень жаль, — и подбросил шарик. — В таком случае у меня к вам уже не вопрос, а просьба. Объясните им, пожалуйста. Не мне, а им. И как можно скорее — если не хотите их потерять. Сообщите им следующее. В убийстве Гребцова никто не собирается обвинять. Это говорю вам я. А меня пока от ведения дела никто не собирается отстранять. Если подтвердится, что он любитель и не связан с профессиональными мафиози, как, впрочем, Иван и Всеволод, не исключено, что наказание будет символическим. Во всяком случае, для него пустяковым. Михалыч у нас человек незлопамятный, отходчивый, писать хотя и умеет, но отказывается, к тому же Гребцов перед ним извиняется восемь раз в сутки… Но если, дорогие мои… Если его приятели, выручая своего лейтенанта, снова прибегнут к насилию или еще что-нибудь подобное выкинут, предупреждаю: я им не завидую. И, конечно, рикошетом это сильно ударит по Гребцову. Вы меня поняли?
Катя закурила. Спросила:
— Решили бороться с рэкетом?
— А вы не советуете?
— Бесполезно.
— Разрешите узнать, почему?
— Поговорите с Яшей, он вам объяснит. Потому что народу выгодно.
— Народу? — рассмеялся Кручинин.
— Может быть, я неудачно выразилась. Тем, кто живет за счет дефицита. Или не так: в условиях дефицита. Частнику выгоднее заключить договор о безопасности, чем быть ограбленным. За сотню в месяц.
— К сожалению, вы правы. Имеем. Со времен застоя, как сейчас говорят.
— Снова ошибаетесь.
— Да ну?
— Никакой не застой, — заспорила Катя. — Если хотите знать, это было во время гражданского неповиновения.
— Как-как?
— Гражданского неповиновения. Тихого или громкого. На всех этажах.
— Впервые слышу.
— А вы поговорите с Яшей.
— Непременно, — Кручинин качнулся на каблуках и продекламировал: Страшно жить на этом свете, в нем отсутствует уют, ветер воет на рассвете, волки зайчика грызут… Легкий презент, — он протянул растерянной девушке шарик. — И моя визитная карточка. Пожалуйста, без стеснений. Времена меняются, молодые люди. Не дайте застрять ребятам в эпохе гражданского неповиновения. Яша, привет отцу. Будьте здоровы.
— До свидания.
8
— Атас, — восхитился Иван. — Особнячок отгрохал как азиатский секретарь.
