квартира 4, вышла из своей квартиры, чтобы пойти в магазин. За дверью
квартиры 1 раздался громкий лай собаки, который Сизова М. С. слышала уже
давно, примерно с шести часов утра, как проснулась, но не обращала на него
внимания. Вернувшись из магазина в 9.10, Сизова позвонила в квартиру
соседа. Примерно в это время она обычно убирает у него. На звонок никто не
отозвался. Собака по-прежнему лаяла. Тогда Сизова решила воспользоваться
ключом, который, по ее словам, сосед дал ей года два назад. Едва женщина
открыла дверь, собака бросилась из квартиры прямо еП под ноги. На полу
лежал хозяин квартиры. Сизова подумала, что сосед без сознания, хотела ему
помочь, попыталась поднять. И поняла, что тот мертв. Она тут же позвонила
участковому'. Кстати, Дмитрий Григорьевич, этот самый старший лейтенант
Карзанян в последнее время, как сообщила соседка, часто приходил по вызову
пострадавшего.
- Многое она, однако, знает, - усмехнулся полковник.
- Прелюбопытная старушка. Стул ставит у двери, чтобы сидя разглядывать
в замочную скважину, что делается на площадке. Летом она, наверное, с утра
до ночи у подъезда на лавочке сидит, судача с такими же бабулями, обсуждая
жильцов. А зимой куда денешься?
Вот и просиживает целыми днями у двери.
- Это она тебе сказала, что старик упал, поднимаясь по лестнице?
- Она шум слышала, да еще как старик охал.
- Значит, никого не видела, кто бы мог его ударить.
- То-то и оно. Наверное, видела.
- Кого же?
- Молчит. То ли боится сказать, то ли еще что.
По ее словам, как только старик подошел к своей двери, у нее зазвонил
телефон. Снять трубку она не успела: звонки прекратились. А когда опять
заглянула в глазок, у двери стоял какой-то человек. Как выглядел, не
разобрала. Хитрит, по-моему. Там яркая лампочка сутками светит. Ватт на
сто. Из ее квартиры вся площадка - как на ладони.
Смолянинов обошел стол, открыл сейф и, достав из него тоненькую
папку,сел.
- Ну вот что, друг любезный. Отложи-ка пока другие дела и займись этим
происшествием. Несчастным случаем, по-моему, тут и не пахнет. Я потому
тебя и зызвал. Не обижайся. Старик этот - Ревзин, и зовут его, как ты мне
забыл сообщить, Григорий Иосифович.
Так?
Ким утвердительно кивнул. Он почувствовал, что сейчас Смолянинов
отвергнет его версию о том, что в Петропавловском переулке произошел
несчастный случай. И не ошибся.
- Этот гражданин Ревзин был вчера вечером у меня. Сидел на том же
стуле, где сидишь ты. И чувствовал он себя, как мне показалось, совсем
неплохо. Тебя это не настораживает? Я собирался поручить тебе проверку его
заявления. На-ка, почитай, что он сообщает, а заодно и запись нашей беседы.
II
Старик второй день почти не поднимался из кресла - ноги не слушались.
Днем он не мог заснуть из-за уличного шума, а по ночам его донимали одни и
те же кошмары. Едва удавалось задремать, как перед глазами появлялись
великаны в мохнатых шапках, которые вытаскивали его из квартиры и волокли
куда-то вверх по широким каменным лестницам.
А потом он видел себя в просторных, переходящих один в другой залах
сказочного дворца. Стены были уставлены инкрустированными пластинками
золота, перламутра и слоновой кости шкафами, в которых виднелись корешки
старинных книг, и, хотя старик не успеаал их как следует разглядеть, он
был уверен, что здесь собрано лучшее из всего написанного человечеством, и
причем только оригиналы, раритеты, которыми никто и никогда не пользовался.
Старик отчаянно сопротивлялся, пытаясь прочесть названия книг. Но
ничего не получалось; великаны все тащили и тащили его. Потом все вокруг
вспыхивало.
От яростного, беспощадного огня беззвучно разваливались шкафы, книги
потоком вытекали из них, раскрывались и тут же воспламенялись. Листы
чернели на глазах, скручивались и исчезали в пламени...
В то утро Ревзин очнулся от ставших уже привычными кошмаров, едва
холодное мартовское солнце заглянуло в его захламленную комнату. Оно,
словно делая одолжение, осветило обломанный угол огромного старинного
резного буфета, где на разнокалиберных полках и полочках хранились
многочисленные кисточки, баночки с давно высохшим клеем и лаком, лоскутки
кожи, обрезки разноцветной фольги и прочие материалы. Затем лучи солнца
ткнулись в угол, заваленный всякой рухлядью. Ровно через четверть часа
солнце скрылось за высоким зданием, недавно поднявшимся напротив окна.
В комнате снова потемнело до того, что исчезло ощущение потолка.
Старик, что-то бормоча, смотрел в окно, не обращая внимания на
вертевшегося у ног и поскуливавшего Фавника - мелкого старого пса
неопределенной породы, долгие, по собачьим меркам, годы носившего
иронично-величавое имя мифологического божества. Через несколько минут
Ревзин вновь опустился в кресло, вытянул короткие топкие ноги, откинулся
на подушку и закрыл глаза. Кожа на лице чуть разгладилась, теперь он
выглядел немного моложе своих восьмидесяти двух, помноженных на давнюю
гипертонию и непроходящее недовольство. Он хотел немного забыться, но не
мог отвлечься от раздражающей мысли о многоэтажном доме, загородившем от
него жизнь за окном. А другой у него уже не существовало.
Пока был прежний заведующий реставрационной мастерской, старик Ревзин
никому не мешал. На всех больших собраниях начальник областного управления
культуры ставил его в пример. А после того как заведующий сменился, старый
реставратор перестал устраивать новое начальство. Теперь все делалось
быстро: в мгновение ока принимались и выполнялись заказы, частенько с
нарушением технологии. Никто со стариком уже не советовался. Он
по-прежнему работал тщательно, не спеша, как говорили в мастерской, мотал
часы на минуты. Вскоре Ревзин вышел на пенсию.
Но и на улице, и во дворе ему не было места, как и больному Фавнику, не
отходившему от хозяина и испуганно жавшемуся к его ногам, когда к ним
приближались прохожие.
Во дворе старика донимали пришельцы из какой-то дикой, непонятной
цивилизации - неопрятные, шумные, визгливые великорослые парни и девицы из
соседних домов, называющие себя 'неформалами'. Прежде, реже выходя из
дому, он их как-то не замечал. Но после того, как соседка со второго этажа
