Отчего отец прочитал именно это, переведенное с французского стихотворение, когда однажды привез Антона сюда, к дому, где в прошлом веке жил знаменитый поэт-партизан? Именно это, элегическое, а не типично давыдовское, как толковала школьная учительница.
Отец много рассказывал о Давыдове, его пылкой и поэтичной, его отважной натуре: как по первому зову он скачет сражаться за Родину, а в передышки между схватками пишет стихи, как собирает партизанские отряды против наполеоновских войск.
Начинались все эти интересные Антону рассказы, когда они приходили постоять напротив скромного и удивительно благородного дома Дениса Давыдова.
— Твой отец увлекался Денисом Давыдовым?
— Отец много знал и многим увлекался. Вот, например…
За разговором они незаметно прошагали всю Кропоткинскую, и Антон с видом бывалого человека привел Асю к белокаменному, резко отличному от всех ближних особняков, старинному зданию.
…Стоял на Кропоткинской улице каменный жилой дом, похожий на утюг. Скучный, невзрачный.
— Снести, — решила комиссия по благоустройству.
А реставрационная архитектурная мастерская решила другое. Как? Вопреки постановлению начальства? Да, на свой страх и риск несколько энтузиастов из реставрационной мастерской взялись доказать, что под невзрачным, портившим пейзаж Кропоткинской улицы домом кроется памятник древней архитектуры, может быть произведение искусства. Толстые стены, кривые переходы, аномалия планировки — все говорило о древности здания. Надо вскрыть кирпичную кладку. Кирпич и кладка расскажут о возрасте.
Между тем, вопреки заявлениям, просьбам, хлопотам ценителей старины, дом уже обнесли забором для сноса. Каждую ночь могут нагрянуть бульдозеры. Реставраторы стоят на своем: будем вскрывать кладку. А стены, как броней, закрыты толстым слоем штукатурки. Ее надо отбить. Трудно. Нужна помощь. К кому обратиться? Молодые архитекторы придумали. Молодость на выдумки хитра.
Написаны призывы, без всяких официальных форм, без формальностей. Шариковой ручкой на обыкновенной бумаге: «Товарищи студенты! Архитекторам-реставраторам нужна ваша помощь. Сбор у Кропоткинских ворот. Форма одежды рабочая».
Развешаны такие призывы в институтских вестибюлях, подъездах.
Не десять, не двадцать — едва ли не сто студентов-филологов, археологов, историков явились по призыву. Были среди них и школьники, и рабочие. Был художник Новодеев… Отбойные молотки, зубила, необходимые инструменты собирали по всей Москве. День и ночь стучат молотки, отбивая штукатурку. Надо не просто долбить стены, а искать особый кирпич, большемерный, на толстом шве, жидком известковом растворе — таких теперь нет, это древнее ремесло и искусство.
И вот постепенно, не сразу, но в один счастливый день студенты пробили броню штукатурки и глазам открылось подлинное старинное зарешеченное окно. Ура! Памятник архитектуры спасен.
Было темно, когда Антон и Ася, осмотрев палаты, вышли на улицу.
— Ты молодчина, будто в прошлом с тобой побывали, — сказала Ася. — А как хорошо, что студенты бесплатно, безо всякой корысти днем и ночью сменяли друг друга, восстанавливая памятник!
Грудь Антона распирали радость и гордость, будто он сам вместе со студентами стучал отбойным молотком. Хотелось на радостях выкинуть какое-нибудь смешное коленце, чтобы Ася расхохоталась. По наблюдениям Антона, девчонки любят хохотать. Но смешного не придумывалось. И Ася настроена серьезно, расспрашивала, как художники рисуют.
— Как? Сначала возникает мысль? Наверное, у них цветные мысли, да? А можно рисовать не с натуры, а из воображения? Если бы я была художником, писала бы только из воображения, только счастливое.
Шагать, шагать без конца рядом с Асей, краем глаза видеть ее лицо, задумчивую улыбку и вдруг испытать что-то чудесное, отчего захолонет сердце — это ветром отнесло ее волосы, и они легко коснулись его щеки. Ася поправит волнистую гривку.
Надо было пересечь Кропоткинскую, затем растрепанный двор Антона, и вот оно, Асино стройное светло-серое здание, но Антон повел ее не прямо, а переулками, делая порядочный крюк, чтобы подольше побыть вместе.
Он не заметил и после не мог вспомнить, откуда и как возле них очутились двое дюжих лохматых парней и зажали их с Асей как в тиски. Один в расклешенных брюках, нейлоновой куртке со множеством застежек-«молний», с изжеванной сигаретой в углу рта, крепко прислонился к плечу Антона. Другой взял Асю за локоть.
— Пусти! Как ты смеешь? — испуганно вскрикнула она.
— Ты, хлюпик, — не обращая внимания на ее крик, просипел парень Антону, — катись с глаз долой. Живо! Чтоб вмиг следа не осталось.
Тот, который занял позицию со стороны Антона, толкнул его в спину таким мощным и, видно, натренированным пинком, что Антон буквально отлетел шага на два вперед.
— С глаз долой! Марш!
— Девочка, не трепыхайся, — услышал Антон. — Зайдем с тобой в один верный приютик, проведем миленько время, да не бойся, отпустим живой.
— Помогите! — кричала Ася.
Переулок был темен и пуст.
Не помня себя, Антон кинулся на парня, державшего Асю. Не рассчитывая, не целясь, ткнул кулаком в ухо, шею. И взвыл от боли: должно быть, ему выбили глаз — как гвоздем просверлило. Должно быть, кирпичом раскололи затылок. Пересилив боль, он рванулся и, не помня как, изловчившись, ногой ударил в живот тому, кто держал Асю.
— Ножичка захотел? — послышалось мерзкое.
Сейчас Антона убьют.
В это время за спиной у них оглушительно залился милицейский свисток.
