— Если Ленин ко мне попадёт, будет сделано всё необходимое, господин генерал-губернатор!
— Имейте в виду: за поимку Ленина назначена большая награда, — милостиво поощрил генерал- губернатор. — Поняли? Можете идти. И старайтесь.
Густав Ровио поклонился и оставил губернаторский кабинет. Капли пота крупно выступили у него на висках. Большим клетчатым платком Ровио вытер виски. Затем потрогал карман и как бы с облегчением вздохнул.
От генерал-губернатора он пошёл не на службу, а на вокзал. Почтовый поезд Гельсингфорс — Петроград отходил не скоро, но состав был готов, и на перроне Густава Ровио дожидался поездной почтальон, безразличный и сонный на вид. Казалось, ничто на свете не может его удивить. Они не спеша прошлись вдоль перрона. Улучив минуту, Ровио вынул из кармана пакет и передал почтальону. Почтальон с неожиданной быстротой в мгновение ока сунул его за пазуху.
— От того человека в прежний адрес, — сказал Ровио.
— Ясно, — ответил почтальон и передал Густаву другой пакет, который тот так же живо спрятал. После этого они разошлись.
Но и теперь начальник полиции направился не на службу.
— Имею я право использовать обеденный час? — спросил себя Ровио. — Имею.
И пошагал в бакалейную лавочку. Купил десяток яиц, четверть фунта масла и булку.
«Теперь курс на дом», — мысленно скомандовал Ровио. Он избегал центральных улиц, шагал переулками и делал довольно порядочный крюк. Вообще, если бы внимательно за ним понаблюдать, непонятными показались бы его некоторые действия. Но кто станет наблюдать за начальником полиции? Это его дело смотреть, чтобы в городе всё шло по порядку.
«Секретный приказ, а? Скажите пожалуйста!» — вспомнил он недавний разговор, поднимаясь на пятый этаж большого дома на Хагнесской площади, где была его однокомнатная, с кухней, квартира и где сейчас сидел за столом — если бы знал генерал-губернатор! — Владимир Ильич и писал книгу «Государство и революция» — о том, как строить первую в мире страну рабочих и крестьян. И синяя тетрадь с цюрихскими выписками перекочевала сюда из шалаша. Лежала перед Владимиром Ильичом на столе. Он так был занят работой, что не сразу услышал приход Ровио.
Ровио осторожно кашлянул. Владимир Ильич вскочил:
— Почта есть?
— Почта-то есть, да сначала пообедать надо бы, Владимир Ильич.
— Нет, сначала посмотрим почту. Давайте, давайте.
Владимир Ильич потирал от нетерпения руки, пока Ровио доставал из нагрудного кармана пакет.
— В обмен на ваш получайте, Владимир Ильич.
В пакете было несколько писем. Владимир Ильич одно пробежал. Другое. А это химическое. Зажгли лампу. Исписанную страницу нагрел над лампой. Выступили между строчками буквы. Владимир Ильич читал, приговаривая:
— Так. Так. Так. Интересные новости.
Новости были о том, что в Петрограде и Москве большевики всё сильнее оказывают влияние на Советы. Советы стали большевистскими, нашими. Народ потерял веру в буржуазную власть. Народ всё больше верит нам, писали из Питера.
Вот какие были новости, и Владимир Ильич, то хмуря брови, то светлея лицом, прохаживался по комнате, где у стен благопристойно выстроилась обитая зеленым бархатом мебель, высокое зеркало украшало пузатый комод, а в углу ютился небольшой книжный шкафик.
Полицмейстер снял визитку, в которую обычно наряжался, идя к генерал-губернатору, засучил рукава и принялся готовить на кухне яичницу.
Странно всё же: почему этот полицмейстер был в компании не с генерал-губернатором, а с Лениным?
Потому он был с Лениным, что происходил из потомственной пролетарской семьи, работал токарем и с восемнадцати лет стал участвовать в революционном движении. Это только после свержения царя рабочие выбрали Ровио начальником гельсингфорсской милиции.
По-старому должность его называлась: полицмейстер. Так именовал Густава Ровио генерал- губернатор да и многие другие, туго привыкавшие к новому.
Состряпав яичницу, Ровио снова облачился в визитку с манишкой и чёрным, вместо галстука, бантиком и пригласил Владимира Ильича пообедать.
У Владимира Ильича от полученных новостей было отличное настроение. Скоро вернётся в Россию! Партия большевиков поднимет рабочий класс на восстание. Рабочие свергнут Временное правительство. Будет рабочая власть. Об этом Ленин писал в статьях, которые секретно посылал в, Петроград. Писал в своей книге.
А Ровио уплетал яичницу и рассказывал о генерал-губернаторе. Ленин выслушал, лукаво сощурился:
— Бывают несуразности в жизни: хозяин к генерал-губернатору ходит с докладами, а кого у себя принимает?
— Как — кого? — хладнокровно возразил хозяин. — Почтенного финского пастора.
Ах и расхохотался же Владимир Ильич! Верно, он приехал в Гельсингфорс под видом пастора. В деревеньку, где Владимир Ильич жил после шалаша, финские товарищи прислали любителей-актёров. Актёры были рабочими, социал-демократами. Ловко они его загримировали. Привезли из города длинный пасторский сюртук, высокую шляпу, как полагается. Приклеили пышные брови, надели парик, нарядили и… хоть сейчас в кирку обедню служить! Богобоязненные финки при встрече с Владимиром Ильичом смиренно отвешивали низкие, в пояс, поклоны. Так прибыл он в Гельсингфорс. А теперь скоро о новом парике надо заботиться.
Да, скоро. В один прекрасный день Густав Ровио повёл Владимира Ильича к парикмахеру. Парикмахер родом был петербуржец, маленький, шустрый, как обезьянка. Он был старым театральным парикмахером и знал в столице множество графов и князей. Графам и князьям хотелось быть изящными кавалерами, он их всех подмолаживал, красил бороды, мастерил парики.
— А вы и без парика довольно ещё молодой, — успокаивающе сказал Владимиру Ильичу парикмахер.
— Вот хочу постареть, — ответил Владимир Ильич.
— Да зачем? Для чего? — изумился парикмахер, всплеснув коротенькими морщинистыми ручками.
— Солиднее как-то, внушительнее, — с улыбкой сказал Владимир Ильич. — Сделайте меня с сединой, лет эдак под шестьдесят.
— Под шестьдесят? С сединой? Никогда!
— Почему?
— Чтобы я довольно молодого ещё человека раньше времени превращал в старика?! Ни за что! — кипятился маленький парикмахер, размахивая ручками. — Моё призвание — возвращать людям молодость.
— Благородное призвание, но сделайте для меня исключение, — с улыбкой настаивал Владимир Ильич.
Парикмахер ахал и охал. Владимир Ильич сквозь смех его убеждал, а Густав Ровио думал:
«Долго ли еще Владимир Ильич будет менять парики и одежду? Долго ли будет скитаться?»
ЕЩЕ ОДНО ПОДПОЛЬЕ
Студёный осенний ветер насквозь продувал старинные выборгские улицы.
В один такой холодный день осени из Питера в Выборг приехал Эйно Рахья.
Когда в конце лета сестрорецкий оружейник Емельянов и двое финнов выводили Владимира Ильича от озера Разлив через лес, один из тех финнов и был Эйно Рахья. Высокий, большелобый, весь весёлый какой-то, он бесстрашным был человеком.
