стали большевистскими. Тогда рабочий класс сможет взять власть мирным путём. Но меньшевики не соглашались, мешали.
Теперь всё изменилось. Мирным путём победы не добьёшься. Пришло время брать власть вооружённым восстанием. Не медлить!
В тот октябрьский вечер на тайное собрание пришли члены Центрального Комитета партии. Все знали, что будет Ленин. Они давно не видели его и теперь ожидали с надеждой. Он был неузнаваем в своём седом парике. Но голос, но мысли, но призывы и воля были ленинские.
Готовить вооружённое восстание! Привлекать на сторону рабочих войска. Направить сильнейших большевиков в различные области и по другим городам. Крепче вооружить отряды Красной гвардии на заводах и фабриках. Назначить умных командиров в отряды. Распределить точно, куда двинутся отряды Красной гвардии, когда час пробьёт.
Руководить восстанием должен Военно-революционный комитет.
Вот какой план намечен был Лениным. ЦК обсудил. Хороший план. Всё правильно, ясно. Все согласились.
Но нашлись двое членов ЦК. Напрасно называли они себя большевиками. Яростно спорили против восстания пролетариата, не соглашались с великим замыслом Ленина, партии. Кто же они, эти предатели? Зиновьев и Каменев.
Зиновьев и Каменев умели рассуждать. Ораторами были отличными. А когда дело дошло до восстания, струсили.
— Разве способен рабочий класс управлять государством? — не верили Зиновьев и Каменев.
И вот теперь, в решающее время, они выступили против восстания. Мало того, в одной меньшевистской газете рассказали о том, что большевики готовят восстание. Где, как, когда — всё выболтали Зиновьев и Каменев. Всё выложили Временному правительству. А о себе: мы против восстания.
Выдали капиталистам товарищей. Нет, они не товарищи!
«Я говорю прямо, что товарищами их обоих больше не считаю… — гневно писал Владимир Ильич. — …Трудное время. Тяжёлая задача. Тяжёлая измена».
Но Ленин не дрогнул. Восстание будет. ЦК вплотную приступил к подготовке восстания.
В СМОЛЬНЫЙ
На берегу реки Невы, где, круто повернув течение, она устремляет путь к Ладожскому озеру, в давние времена был в Петербурге Смоляной двор. В огромных чанах варили смолу. Тут и хранили её для судостроения. А судостроительные верфи расположились через Неву на той стороне.
Потом на месте Смоляного двора построили монастырь, а затем институт для благородных девиц, то есть дворянских дочерей. Вытянутое почти на четверть версты, трёхэтажное строгое здание, с колоннами, мраморной лестницей и просторным входом под арками. От Смоляного двора институту пошло название Смольный.
В семнадцатом году после свержения царя институток распустили по домам, а в Смольном разместился Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов. И Военно-революционный комитет тоже был в Смольном.
Военно-революционный комитет держал связи со всеми заводами. Организовал на заводах красногвардейские боевые отряды. Двадцать тысяч петроградских рабочих были вооружены и только ждали призыва начинать восстание! Военно-революционный комитет посылал большевистских комиссаров к матросам Балтийского флота агитировать против буржуазного правительства и господ морских офицеров. Матросы рвались в бой. Целые полки солдат переходили на сторону большевиков и Военно-революционного комитета.
А Временное правительство что? Временное правительство боялось большевиков и рабочих.
«Запрещается рабочим носить оружие! — издало Временное правительство строгий приказ. — Арестовать всех членов Комитета! Найти Ленина, заточить в каземат».
И конечно, Временное правительство не сидело сложа руки, а всячески старалось собрать силы против большевиков и рабочих, стягивало свои войска к Петрограду, окружало кольцом.
Ленин написал товарищам в ЦК, что нельзя откладывать дальше восстание! Настал час!
Двадцать четвёртого октября Владимир Ильич снова послал записку в ЦК. Фофанова сходила в ЦК, принесла ответ. Ленину пока не разрешали выходить из подполья. Любой офицер мог застрелить или зарубить его шашкой, если увидит на улице.
Центральный Комитет партии под руководством Владимира Ильича вёл последнее приготовление к решительной схватке. Но точный срок восстания ещё не был назначен.
Завтра, 25 октября, в Смольном открывается II съезд Советов. Делегаты съехались в Петроград из разных городов и сёл.
«Необходимо начать восстание сегодня, до открытия съезда, — думал Владимир Ильич. — Свергнуть Временное правительство и завтра передать власть Советам».
Так Ленин думал. Но шли часы. Послал ещё записку в ЦК. Беспокойно было у Владимира Ильича на душе. В этой беленькой квартирке на Сердобольской улице сейчас особенно было ему тяжело. Даже пошагать свободно нельзя: через стену услышат. Скажут: кто там у Фофановой ходит?
К вечеру Фофанова вернулась со службы. Владимир Ильич взволнованно встретил её.
— Пожалуйста, отнесите ещё письмо. Сейчас же, сразу, не раздевайтесь, пожалуйста. Я сейчас…
И он быстро ушёл к себе. И написал членам ЦК:
«Товарищи!
Я пишу эти строки вечером 24-го, положение донельзя критическое. Яснее ясного, что теперь, уже поистине, промедление в восстании смерти подобно».
И дальше он писал, что надо выступить нынче же, свергнуть Временное правительство, взять власть. История не простит нам, если мы не решимся сегодня. Завтра может быть уже поздно. Сегодня последний и окончательный срок.
— Скорее несите письмо! — торопил Ленин Фофанову.
И остался один. Как неспокойно! Сел, к чему-то прислушиваясь. Чего-то будто ждал.
И вдруг и верно у входной двери раздался звонок. Пришёл связной Эйно Рахья:
— Что в городе делается, Владимир Ильич!
Вот что было в городе. Был сырой, неприютный вечер. Резкий ветер рывками налетал с Невы. Тяжёлый туман окутывал улицы. Падал мокрыми хлопьями снег. Или принимался сеять меленький дождь. И сеял, и сеял… Но люди группками собирались то здесь, то там под воротами. Пронесётся грузовик, полный солдат или рабочих с ружьями. Где-то трахнет выстрел. Застрочит пулемёт. Снова тихо, тревожно.
Возле мостов горели костры, красногвардейцы несли караул. Днём Временное правительство распорядилось разводить мосты над Невой. Прискакали юнкера, согнали пешеходов, остановили движение. Но только один Николаевский мост развели. Подоспели наши. Прогнали юнкеров.
Если бы юнкерам удалось развести мосты, была бы беда: все районы оказались бы друг от друга отрезанными. Тут поодиночке юнкера и разбили бы революционных рабочих.
Вот что рассказал Владимиру Ильичу связной Эйно Рахья.
Владимир Ильич выслушал. Помолчал и стремительно поднялся со стула. Не говоря ни слова, вытащил из комода свой старый парик. «Что это он?» — встревожился Рахья. Партия поручила ему охранять Ленина, ему, рабочему-большевику Эйно Рахье.
— Куда вы, Владимир Ильич?
— Немедленно в Смольный! — твёрдо ответил Владимир Ильич.
— Да ведь убьют вас. На юнкеров нарвёмся — застрелят!
Владимир Ильич не спорил. Знай себе налаживал перед зеркалом парик. Надел старый пиджачишко, пальто. И Рахья понял, что напрасно отговаривать, и стал сам собираться.
Придумали они ещё завязать Владимиру Ильичу щёку, будто болят зубы, тогда уж и вовсе трудно
