если даже его завтра не примут в комсомол, после ведь могут принять? А если мы не поддержим, вдруг он навсегда упадёт духом? Давай, Костя, пойдём?
— Пойдём!
В бурном восторге Юлька захлопала в ладоши. Джек, готовый в любую минуту разделить веселье хозяйки, сорвался с подстилки. Началась суматоха.
Юлька сдёрнула с вешалки шубу и в дверях ждала брата. Как на грех, он не мог разыскать свою шапку. Под руку попадались разные бесполезные вещи: варежки, свитр, портфель — всё, кроме шапки.
— Мы придём и самым обыкновенным образом помиримся с ним, — рассуждала вслух Юлька, — потом узнаем, что происходит.
Костя продолжал искать свою шапку.
— Никто не собирается его защищать, если он подвёл весь ваш класс. Но нельзя человека бросать… Костя, можно подумать, что ты тянешь нарочно. Или ты хочешь, чтобы я шла одна?
Она с нетерпеливой решимостью посмотрела на брата. Отчаявшись, Костя сказал:
— В чём идти, если эта проклятая, шапка исчезла? Просто какая-то судьба со вчерашнего дня преследует Сашу.
— Ах, преследует? Тогда я одна…
Но тут в роли судьбы из-под кровати выскочил Джек с шапкой в зубах. Боясь упустить хозяйку, он кинулся к двери. Произошла короткая стычка, во время которой Джек яростно рвался на улицу, Костя разжимал ему зубы, а Юлька клялась, что совершенно не стоит любить такого сумасшедшего пса. Наконец, выручив шапку, они убежали к Саше.
Но на звонок вышла Агафья Матвеевна. Саши не было дома.
Мама должна быть спокойна
Саша вышел на улицу без какой-нибудь видимой цели, скорее всего его выгнали из дому проницательные взоры Агафьи Матвеевны. Саше казалось: каждый, кто приглядится внимательнее, без труда разгадает в его душе хаос и смятение. Чудо ещё, что ни о чём не узнала мама.
Машинально Саша свернул в тупичок, упиравшийся прямо в забор. Там детский сад. Он пуст в воскресенье; свежий, нетоптаный снег укрыл тихий двор. Саша встал у забора и в щёлку глядел на этот снег, сверкавший в лучах солнца.
Ну и светит же солнце! Откуда оно взялось после вчерашней метели?
Никто не знает, какое горе, если Сашу не примут в комсомол.
Он поёжился: мороз пробирался под воротник, к спине и плечам, щипал щёки. Любой бы мороз нипочём, не будь этого горя на сердце.
Его не примут — он понял сегодня, когда приехала мама.
Саша раньше считал: мама, как мама, очень много работает, довольно весёлая, любит его. Он и не думал, что она делает такое важное дело, которое завтра будут обсуждать на заседании Академии наук. И там мама скажет, как утром: «Мы добились удачи».
А Саша! Как он старался прославиться! И всё чтоб ему одному. Завтра Борис Ключарёв, Коля Богатов, и Виктор, и Юрка, и все комсомольцы тоже будут его обсуждать.
Саша промёрз и ушёл от забора. Спрятав окоченевшие руки в карманы, он побрёл куда глаза глядят.
Завтра он будет стоять перед ребятами в зале. Саша резко повернулся, как будто путь преградила стена, — идти больше некуда.
Если б можно было рассказать маме! Всё. О том, как он отделился от класса… Он изменил ребятам. Это всем ясно, он невероятно подвёл их. Мама! Ты представить не можешь, какой небывалый позор на тебя свалится завтра.
Должно быть, Саша очень долго ходил по улицам. Он не заметил, как солнце спустилось за крыши, в небе угас сверкающий свет, снег потускнел.
Быстро меркнут декабрьские дни.
Мальчик всё шагал и шагал. Вперёд. Назад. Каким-то образом он очутился на пустыре за школой. Деревянные домики смотрели на него своими крохотными окнами в белых сквозных занавесках. По колено в снегу, Саша притаился за углом керосиновой лавки, и в мире не было человека грустнее его.
Вдруг он увидел Гладковых.
Первым движением Саши было куда-нибудь скрыться. Всё что угодно! Провалиться сквозь землю. Вот до чего он дошёл! Он бежал от друзей, от мамы, из дому, он убежал бы и от завтрашнего комсомольского собрания, если б было куда убежать. Трус! Саша себя ненавидел.
Но так как Гладковы направлялись прямо к нему с явным намерением рассчитаться за вчерашнее столкновение с Юлькой, он подавил в себе горе и придал лицу выражение полного презрения к опасности. Но ноги его в коленках дрожали, потому что он очень устал за сегодняшний день и был голоден. Ему хотелось сесть в сугроб и поплакать.
— Зачем вы пришли? — дерзко спросил Саша, но в сердце его шевельнулась надежда: «Юлька и Костя! Они могли придти за другим».
— Мы гуляем. Ты разве не видишь? — сказала с вызовом Юлька.
Она заложила руки за спину.
— Здесь красиво. Мы просто смотрим природу.
И, вскинув голову, она полюбовалась снежным гребнем на крыше, потому что, право, нечем было ещё любоваться: до самой школы тянулся пустырь, слева дома заслоняли закат.
— А вчера я упала нарочно.
— Юлька! Для чего мы его искали весь день? — спросил с удивлением Костя, который не умел притворяться даже в самой незначительной мере.
— Я не знаю. Ты видишь, ему весело и без нас.
Неизвестно, зачем понадобилось Юльке потешаться над Сашей: кто когда веселился с таким убитым лицом? Но она повторила упрямо:
— Ему очень весело!
Тогда он пошёл. Что же здесь оставаться? Но он не сделал и шага, Юлька схватила его за плечо, и Саша увидел такое участие и тревогу в её тёмных глазах, что, потерявшись, сказал:
— Со вчерашнего дня я всё один и всё думал.
— Ну сейчас! Тогда мы сейчас! — бестолково, громко, растерянно крикнула Юлька. — Костя, давай-ка скорей! Мы всё решим. Мы обсудим.
— Но что обсуждать?
Саша вдохнул глоток морозного воздуха, в груди стало немного просторней, Саша сказал:
— Меня не примут в комсомол.
И Юлька, которая не уступала в бесстрашии любому, самому храброму мальчику, опустила глаза и попросила беспомощно:
— Костя! Всё-таки надо решить.
Костя собрал всё своё мужество:
— Могут не принять, Саша, но через полгода тебя уже, наверное, примут.
Они замолчали. Напротив, в деревянных домишках, за белыми занавесками, зажёгся огонь; небо сразу густо засинело над крышами. Голубые сумерки опустились на землю, на пустыре было одиноко и тихо. С крыши сорвалась и со стеклянным звоном разбилась под ногами ребят ледяная сосулька.
— Костя, сбор прошёл хорошо? — с грустной улыбкой спросил Саша.
Как недавно были эти счастливые дни! Они трудились вместе, рисовали картинки к истории Сэма!
— Сбор прошёл хорошо, — ответил Костя, заливаясь румянцем. — Мы решили на пустыре сделать
