– Что-то здесь не так, – встревожился Клоков и потрогал карман, где лежала щедрая «награда» за бутылку.
А тем временем дружно пошли «писатели» «починить здоровье». Василий, отмеряя товар, с опаской ждал возвращения незнакомца. Скоро тот вошел в зал медленной, разбитой походкой, сгорбившись, как очень больной человек. Добрел до стола, сел напротив, смотря блуждающими, ничего не видящими глазами. – Все до копеечки унесли, – еле слышно произнес он. – Обворовали. Ехал машину покупать, понимаешь, – прошептал он и глубоко, безутешно вздохнул. – Здесь лежали, – вывернул внутренний карман пиджака и внимательно осмотрел затрепанную подкладку, будто к ней что-то прилипло. – Я же с ними по- человечески. Посидели, потолковали. Говорили, что свой ресторан на Арбате открывают. Выпили. Я им поверил, рассказал, куда и зачем еду. Семерку хотел, – сказал и словно окаменел.
– Обратитесь к начальнику поезда, – посоветовал ночной, – он с милицией свяжется, начнут искать по горячим следам. Идите, не теряйте время.
– Могут найти? – Несмело поднял голову пострадавший.
– Были случаи, – ободряюще соврал Василий. – Попробуйте. – Мужчина, судорожно ухватившись руками за стол, тяжело поднялся.
– Отец, – обратился к нему худощавый, жилистый «клиент», протянув полстакана вина. – Прими, полегчает.
– Полегчает? – Огрызнулся толстяк, глянув брезгливо, со злобой. – Пьете? Всю Россию пропили, – истерично закричал он и, резко отмахнувшись от стакана, вышел.
Все стихли.
– Кто пропил? Такие вот толстые и пропили. Гусь еще тот. Семерку ехал покупать. Разве честный человек может в наше время машину купить?
– Точно, ворюга первостатейная. Вот у вора дубинку украл. – «Писатели» засмеялись и отправились к столу «повторить». Разговор перешел на цены. О грабителях забыли. Стали критиковать политику.
Неожиданно пострадавший вернулся. Лицо его повеселело. – Начальник поезда передал, кому следует, садясь за стол, сообщил он.
– Что, поймали? – Раздались возгласы.
– Поймают! – Ободренный и довольный, толстяк протянул Василию несколько скомканных купюр. – Только и осталось. На стаканчик хватит, а то голова чугунная. Они, паразиты, мне явно что-то подсыпали. Выпили-то всего ничего да с хорошей закуской.
Василий выдал полную бутылку. – Берите, потом доплатите.
– Ну, спасибо. – Тот залпом выпил два стакана и зажмурился от удовольствия. Щеки покраснели, на глазах появились слезинки. – Эх, мужики, не пейте, с кем попало, до добра это не доведет, и не обижайтесь, если я что не так сказал.
Народ обрадовался, заголосил. – Все путем, с кем не бывает.
Мужичок встал, пожал каждому руку и, сунув недопитую бутылку в карман, вышел.
Глава 15
В зал энергично влетел директор. – Слыхал, Васыль, у пассажира из третьего вагона пятьдесят штук помыли, а у меня туфли сперли, полюбуйся, – выставил в проход ногу, – теперь буду в тапочках ходить, как в больнице. Двери на ночь открыли, бабам видите ли жарко стало, ну, туфли и зацепили. Вобщем, обули. И почему мои? Хотя, конечно, не хватать же шкары бабы Гани. Теперь до Владивостока буду в тапочках щеголять. А туфельки новехонькие, лодочки модельные, югославские. Спустят ведь за бутылку. Такие деньги взяли да еще туфли прихватили, крохоборы, чтоб они подавились, – бурчал он, перебирая накладные. – Кстати, они тебе туфли не предлагали?
– Нет, – Клоков опешил, – Я вообще не знаю, они это или нет. Один – маленький, толстый, другой худой, повыше. Черные, небритые. Этот чудак за ними погнался, но их и след простыл, ищи ветра в поле.
– Как же, дожидайся, – захихикал Чернушка. Он, остолоп, накатал Антонычу заявление в милицию. Думает, их поймают. Наивняк, неудивительно, что такого придурка облапошили. Кто искать то будет? Генерал наш, правда, и с меня заявление потребовал. Наколбасил для смеха, пусть ищут. Что у нас с вином?
Василий подсел к Сергею Николаевичу, выложил выручку. Упругие пальчики Чернушки проворно смыли пачку со стола на колени. Купюры зашелестели. – Молодец, так держать! – Спрятал в сейф. – Жми, дави, хватай, царапай. – Развернулся и закричал. – Володя, кофе, диктуй меню.
В отличие от повара, директор пил только растворимый. – Ценю за простоту, – говорил он. Чай не уважал. – Канитель, заваривать, настаивать. Пусть его китайцы хлебают, а мне некогда возиться. – Разноска, где разноска? – Быстро огляделся по сторонам.
– Здесь, здесь, – откликнулась Юлька из дальнего угла ресторана, где она тщательно «рисовала» лицо.
– Почему здесь, а не по вагонам?
– А я, я товар проверяю. Может, воры ночью чего утащили?
– Ха, утащили у нее. Пачку печенья? Не гони пургу, живо хватай бифики и в путь. За товаром ночной сторож смотрит.
– Васечка, а какие они воры? – Юлька помочила карандашик о кончик языка.
– Один маленький, толстенький. Второй повыше, худой. Оба черные, небритые, мятые.
– Они, они. Вчера я в третьем купейном их видела, водку пили. И тот мордастый с ними.
– Как это ты разглядела? Наверно сама же им водочку и продала? – Директор вперился в нее. – Смотри, красавица, не лезь в чужой огород, – он «со значением» взглянул на Василия.
– Я, продала? – Юлька покраснела, заморгала недокрашенными ресницами. Засуетилась, сгребла тюбики, коробочки, карандашики в маленькую сумочку и шмыгнула за дверь.
– Чего раскричался? – Недовольно подумал Клоков. Пусть торгует. Мне хватит.
– Видал, нет, ты видал? Она же не только тебе, но и мне торговлю срывает. Пассажиры, вместо того, чтобы выпить и закусить в ресторане, берут у нее бутылку, хватают на станции занюханные пирожки- чебуреки и сидят лопают в купе. А план горит. Не будет плана, не будет отпуска. Всем дорогу закидывает. Ничего, вернемся, я ее моментально с волчьим билетом под откос.
– Слышали, слышали? – В зале появилась Антонида Захаровна. Глаза ее выкатились. Лицо побледнело.
– Не только слышали, но и пострадали, полюбуйтесь, – директор продемонстрировал ногу. – Туфли уперли, на ходу подметки рвут.
– Господи милосердный!
– Царыца Небесна! – Из-за тучного тела шеф-повара высунулось сухонькое личико бабы Гани. Она прищурилась, наклонилась, разглядывая тапочки Чернушки.
– Говорят, в третьем купейном пассажира усыпили газом, – Антонида Захаровна потрогала колпак на голове. – Напустили из баллончика и ...
– Использовали, как хотели, – развязно ухмыляясь, перебил ее Кукла. – Он балансировал между столиками с чашкой кофе в одной руке и сигаретой в другой. – Теперь, шеф, надо спать в противогазе, а то отуманят, не узнаешь, с кого алименты получать. Все это байки, никакого газа. Обычная история. Поставили на уши одного лоха и покрасили на пятьдесят штук.
– Пятьдесят тысяч! – Антонида Захаровна зажмурилась, нижняя челюсть у нее отвисла.
– Пятьдесят тысяч карбованцев! Царыца Небесна, – баба Ганя задумчиво покачала головой, пытаясь представить, сколько же надо «перецапать бурякив» за такие гроши.
– А мне ж снилось! – воскликнула Антонида Захаровна и устремила взгляд в дальний угол вагона. – Будто ты, Вася, сажаешь чеснок. Воткнешь дольку в землю, а она – порх и улетит белой бабочкой.
– Ну и что? – Не выдержал Клоков. Он не верил предсказанием шефа, но сейчас разволновался.
– К обману, потере. Потому что бабочки те, вовсе не бабочками оказались, а крупной молью.
– Так у меня ж туфли сперли, и мне должно было присниться. Какая связь между ворами, молью и сторожем? Он то причем? – Возразил директор.
– А его моль почикает по-крупному, – вставил Кукла.
Все засмеялись.
– Ты, Вася, не огорчайся. Если сон рассказать до обеда, он не сбудется, – искренне посочувствовала
