Проснулся Василий бодрым, в хорошем настроении. Мурлыча «утро красит нежным цветом» и, предвкушая чашку крепкого чая «под папиросу», вошел в ресторан. Показалось, что попал в казарму, где ночевала рота солдат. За день здесь побывали сотни клиентов. Закурил, дышать стало «легче».
В дальнем конце Юлька с Николаем фасовали печенье и, взвешивая, добавляли гирьку «воровку» грамм на пятьдесят. Мелочь, но наварец капает.
– К большой проверке готовятся, – усмехнулся ночной.
За столом у буфета сидели Велосипед и Генерал. Перед ними стояли закуски, коньяк «Белый аист» и бутылка «Боржоми». Чернушка, закатывая глаза, качал головой, с чем-то соглашаясь. Увидев Василия, он кивнул на свободный стул, пододвинул стакан с коньяком. – Присаживайся, в ногах правды нет. Хотя, ее нигде нет, разве что у прокурора, он всегда прав, – говорил директор, будто крупу сыпал. – Будем толстенькими, – Чернушка хлопнул рюмку.
– Куда еще? – Пробасил Юрий Антонович и, погладив ладонью живот, медленно выпил.
– Пока толстый иссохнет, худой сдохнет, – ободрил его Сергей Николаевич и, осмотрев свои тонкие руки, захихикал.
Василий проглотил коньяк, обжигая язык и горло. Закусил сочным «кружком» лимона.
Юрий Антонович намазал маслом ломоть белого хлеба, положил два куска соленой кеты, а сверху дольку лимона. Оглядел бутерброд и, неспеша, откусил.
– У нас человек – ничто, пыль, – заговорил директор, – вокруг только кричат – все для человека.
– Да, человек. – Юрий Антонович вытер пальцы о полотенце, расстегнул китель. – У меня, ебенть, случай интересный был.
Генерал в армии укреплял речь нецензурными словами. Привычка въелась глубоко. Он искренне мучился, но избавиться от нее не мог. Наконец, нашел выход, заменив крепкие выражения одним, вроде безобидным «ебенть», которое и использовал для связи членов предложения.
– Служил я при химполигоне. Наступил черед проверки отравляющих веществ на пригодность.
– Прямо, как продукты, – вставил Чернушка.
– Именно. Ну, ебенть, расставили клетки с кроликами и в укрытие. Распылили отраву. Прошло нужное время. Специалисты дали команду освидетельствовать результат и приступить к уборке полигона. Я проинструктировал бойцов. И что вы думаете? Один солдатик возьми и сними противогаз. Чуть вдохнул и с копыт. Зачем он это сделал, никто объяснить не мог.
– Значит не испортилась отрава, – не утерпел Велосипед.
– Лучше не бывает, но суть вопроса не в этом. Приказал я накрыть бедолагу одеялом из караулки. Обычным, суконным. Сколько лет оно там лежало, одному Богу известно. Отправили горемыку в морг. Написал я рапорт. Как, что, при каких обстоятельствах. Везу, ебенть, в штаб и уже вижу себя под судом и следствием, хотя моей вины в том, что случилось, нет. Но в армии так не бывает. Если виновных нет, их назначают. А кроме меня под танк бросить некого. Да! Только суть вопроса не в этом. Прибыл, надел брюки ширинкой назад, чтобы, значит, сподручней меня, – бригадир многозначительно замолчал, подавив неприличный глагол. – Сунулся с рапортом по инстанциям. А в штабе, ебенть, Содом и Гоморра и гибель Помпеи впридачу. Оказывается, Никиту по загривку пнули. Отдыхать поехал, а его, ебенть, под зад коленом. Но суть вопроса не в этом.
– Антоныч, а анекдот знаете? – Заерзал директор. Он долго молчать не мог.
Но Генерал поднял указательный палец и, неторопясь, продолжал.
– Я к одному, другому. Меня отовсюду гонят. Мол, не до тебя. Но я упорный, стучусь во все двери, и нарвался, ебенть.
– Погиб? Боец? Да ты соображаешь, что сейчас в стране делается? Отставить, кругом шагом марш. – Уехал я, а сам дрожу, жду наказания. Но дело заглохло. Отписал я несчастным родителям. Дескать, погиб ваш сын при исполнении служебных обязанностей. А его, нескладеху, сняли, ебенть, со всех видов довольствия и уволили из рядов Советский армии в связи со смертью. Да! Но суть вопроса не в этом. Получил я новое назначение, собрался уезжать, и вдруг заработал начет за ... одеяло. – Приказали погибшего накрыть, А где одеяло?
– Где человек, ебенть, никто не спросил. Вот так, – он застегнул китель. – Ну что, по коням? То бишь по койкам? – Попытался встать, но директор торопливо остановил его.
– Анекдот, анекдот. Высадились американцы на Марсе. Ходят, командуют. Небоскребы здесь понастроим, а марсиане отвечают, – опоздали, – прилетал сюда маленький, лысенький, толстенький и обещал всю планету кукурузой засеять. – Чернушка заулыбался.
– Да, Никита бы засеял. Вовремя сняли, а то бы уже при коммунизме жили не тужили. – Антоныч грузно поднялся, надел фуражку, взял перчатки, направился к выходу. – Ну, спокойной вахты.
Глава 8
Директор пошарил за пазухой и, достав ключ от сейфа, поцеловал его. – Нагрудный крест, – захихикал он. – Открыл дверцу несгораемого шкафчика, спрятал коньяк и вытащил пачки денег, перетянутых кассовой лентой. – Ну, мы дали. Только отъехали, и уже полплана готово. Если так дела пойдут, первое место и переходящее знамя у нас в кармане. Говорят, деньги не пахнут, неправда. Я каждую бумажку по запаху узнаю, – цветочки мои, ягодки, какие же вы ароматные. Завяжи мне глаза.
Василий знал, что Чернушка в прямом смысле слова обладал нюхом на деньги.
Сергей Николаевич деловито погасил окурок, достал из каждой пачки по банкноте. Зажмурился. – Перемешай.
Ночной пошуршал «бумажками». Директор взял наугад купюру, принюхался. – Петушок, – ласково произнес он и поспешно добавил, я не жульничаю. – Взял следующую. – Четвертак!
– Да вы по размерам узнаете.
– Что? Возьми их себе и глаза завяжи, – возбудился Велосипед.
Глаза завязывать не стали. Василий держал купюры, а директор быстро и безошибочно отгадывал, радуясь, как ребенок, у которого получился несложный фокус.
– А чем пахнет, например, рубль?
– Интересный вопрос. Знаешь, каждый запах имеет еще и цвет. Рубль, например, медовый, как пчела. Он самый маленький, но очень трудолюбивый. Червонец – красный и по запаху похож на портвейн, но лучше всех пахнут сотенные и полусотенные, жаль их этот придурок, министр финансов, изъял, но я на память оставил. – Он достал купюры. – Они по запаху напоминают черные волги и кожаные кресла. И как ума хватило таких генералов в отставку отправить? Это же не деньги, а произведения искусства.
– А доллары вы пробовали определить?
– Баксы? – Он достал «зеленые» достоинством в пять, двадцать и пятьдесят. – На, перемешай. – Василий незаметно подложил пять рублей и поднес к лицу директора. Тот принюхался, сморщил нос, задумался. – Ты кого лечить вздумал, пацан, – вскрикнул Чернушка радостно. – Заменил и решил, что я ложанусь. Это ж пятерочка, нашенская. Меня не проведешь. Все американские пахнут жвачкой и кока- колой, не ошибешься.
– Вы могли бы в цирке выступать.
– Еще чего, я не клоун, а бизнесмен. – Сергей Николаевич спрятал деньги, закрыл сейф. Бизнес – великое искусство. Думаешь, зря я институт Советской торговли закончил? Погоди, сезон откатаем, возьму наш ресторан в аренду. Народ сокращу, кухню закрою. Только спиртное и закуски порционные, как в Макдоналдсе. В зале – бар с видеосалоном. Вход платный. Работаем круглосуточно. Я за стойкой днем, ты – ночью. И весь штат. Представляешь, какая экономия персонала и денег. Тебе не просто зарплата, а часть прибыли. Здорово! Потом вагон выкупим и сдадим в аренду другим, а сами еще возьмем. И так, пока все рестораны на линии не станут нашими. А линия перспективная – трансконтинентальная, из Азии в Европу. Если с умом подойти, такие дела можно развернуть, – он зажмурился, закурил, мечтательно закатил глаза.
– Если вы так размахнуться решили, на кой черт вам переходящее знамя?
– Одно другому не помеха, – не смутился Велосипед. – Сегодня – ударники коммунистического труда в почете, а завтра – передовики капитализма. Не торопись поперек батьки в пекло, но и вовремя смыться успей. Как наш секретарь парторганизации.
Только шум пошел, что партячейки на производстве закрывают, он сразу в инженеры по технике
