пополам.
– Полный вперед! – закричал я.
Пока заработали двигатели подлодки, пришлось пережить несколько неприятных мгновений. «Гартавон» подошел совсем близко, тень его парусов скользила по палубе. Наконец винты начали вращаться, и мы понеслись вперед. За нами пароход резал наш кильватер так близко, что волна от его носа захлестывала нашу корму. Холодная ярость охватила меня. Мы пошли за двумя спасательными шлюпками, которые быстро уходили от нас. Они шли под парусами и одновременно гребли, пытаясь убежать. Пока мы преследовали их, я твердил себе: «Не забудь, эти люди потерпели кораблекрушение». Догнав лодку капитана, мы остановились в каких-нибудь десяти ярдах.
Я схватил мегафон и крикнул:
– Капитан!
На корме встал тонкий светловолосый человек. Очень корректный капитан «Гартавона» казался офицером с головы до пят. Кроме него, в шлюпке был главный инженер. Сквозь его черную бороду сверкали белые зубы. Я был уверен, что именно он с согласия капитана направил корабль, чтобы таранить нас.
– Кто-нибудь остался на борту? – спросил я в мегафон.
Капитан поднес руки ко рту:
– Нет, сэр.
– Поскольку вы совершили враждебное действие, я не буду радировать о вас, но пошлю к вам следующее нейтральное судно, которое встречу.
Он остался спокойным.
– Хорошо, сэр. – И после короткой паузы: – Могу я идти?
– Да, – сказал я, – можете.
Он отдал салют, и я его принял. Мы были очень вежливы друг с другом, как рыцари в романе. Но за этой формальностью лежала ледяная ненависть, ненависть людей, столкнувшихся друг с другом в последней решительной схватке. Мы вернулись к «Гартавону», все еще двигавшемуся кругами. Чтобы сберечь торпеды, мы послали в трюм несколько снарядов. В борту зияла дыра, извергался белый пар, «Гартавон» медленно погружался в воду. Мы выстрелили еще раз. Корабль неуклюже, как смертельно раненный зверь, перевернулся. На мгновение показался зеленый от водорослей киль, а затем корабль затонул.
Война с каждым днем становилась все более ожесточенной. Англичане стали вооружать свои торговые суда и отправлять их в конвое. Мы действовали соответственно. Каждое судно во вражеском конвое должно быть торпедировано без предупреждения. Мы действовали по формуле: каждое судно в конвое идет ко дну. Довольно долго я не встречал конвой, но однажды утром, находясь под водой, мы увидели клубы дыма, встающие над серым горизонтом. Потом мы увидели оснастку большого корабля, за ним еще одного и, наконец, лес мачт, казалось плывущих к нам. Мы насчитали двенадцать пароходов, охраняемых пятью английскими эсминцами. Большие корабли двигались, рыская из стороны в сторону, как пьяница, переходящий улицу, а маленькие эсминцы зигзагами кружили вокруг них. Мы направились прямо к ним. Море было довольно бурным, низкие серые облака нависли над водой. Северо-западный ветер дул нам навстречу. Нелегко было повторять движения противника, приходилось снова и снова менять курс. Зеленые волны окатывали перископ, мы осторожно проталкивались вверх, это мешало наблюдению. Темнело.
Наконец, наступила ночь, небо и море стали совершенно серыми. Я смотрел на строй кораблей и приближался к выбранной жертве: толстенький танкер, третий в ряду. Он больше и тяжелее, чем другие корабли, и, кроме того, более ценный. Мы не забывали слова графа Джеллико в последней войне, что союзники плыли к победе на волне нефти. По крайней мере, эта волна не должна достичь берега. Мы подошли так близко, что должны были замедлить ход, чтобы не протаранить корабль. Мы могли ясно слышать тяжелое биение его двигателей. В перископ стал виден его нос. Огромная черная стена поднималась и, наконец, заполнила весь обзор.
– Торпеда один – огонь, – скомандовал я.
Отдача от рыбки потрясла лодку. Внизу Спар выпевал напряженным голосом:
– …Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать…
Невозможно, чтобы мы промахнулись на таком близком расстоянии.
– …Шестнадцать…
Что-то определенно было не так. И я нашел что! Я забыл изменить увеличение перископа! В тот же момент глухая детонация. Трижды ура! Рыбка приплыла! Осторожно подняли перископ. Слепящий свет и огромный столб пламени вздымались к небу из трюма танкера. Два эсминца летели к нам.
– Внимание, эсминцы! – прокричал я.
Первые глубинные бомбы уже рвались в море с оглушающим звуком. Мы почувствовали сотрясение корабля. Перископ опустили, и мы показали хвост. Сначала мертвая пауза, потом ближе вторая серия бомб. Казалось, лодка лежит в кулаке великана и он трясет ее туда и сюда. Затем снова молчание. Сквозь стрельбу мы могли слышать винты приближающихся эсминцев, звук, треплющий нервы. Затем еще одна серия бомб. В этот раз невидимый кулак стукнул нас пугающим ударом. Разбились стекла, некоторые лампы взорвались, нас окружил мрачный полусвет. Приборы дико подпрыгнули, крепления полетели. Лодка закачалась, как сбитый с ног боксер. Перекрывая все это, послышался спокойный голос Весселя:
– Доложите о повреждениях в центральный пост!
С постов пришли ответы:
– На корме три лампы разбиты.
– На носу два манометра испорчены, разбито несколько ламп.
– Радиорубка. Свет перегорел, использую аварийный.
Потом послышался звук, как будто морской лев выдул воздух, и голос с центрального поста:
– Черт побери, мы выбрались!
Мы выбирались. Шум следующей серии бомб оказался далеко за нами. Вдруг впереди послышался звук детонации, будто сталь разламывали на части. Мы медленно подняли перископ. Была темная ночь. На темном небе поднимался огромный купол огня длиной тысячу пятьсот и высотой триста футов. Танкер горел, рассыпая горящие части по морю. Мысль о людях в этом пылающем аду на мгновение пришла мне в голову, и я поежился.
Глава 10 В ЛОВУШКЕ
Мы получили приказ препятствовать высадке английских войск и несколько дней крейсировали около Нарвика. Апрельским днем мы вошли в фиорд. День был ясный, солнце сияло на бледно-голубом небе, снежные вершины блестели. Мы осторожно продвигались по фиорду. По обе стороны отвесные стены скал в несколько сотен футов высотой почти вертикально спускались в море. Перед нами лежал узкий фарватер, темный и спокойный. Это было очень неудобно, потому что в любой момент могли появиться вражеские самолеты, а в такой прозрачной воде мы будем видны и на большой глубине. Любая расщелина в скале могла скрывать врага, готового наброситься и уничтожить нас, как и мы готовы уничтожить его. Каждый дом и каждая улица таили опасность, поскольку в это время позиция Норвегии еще не определилась. Мы стояли на мостике и внимательно осматривали в бинокли небо, море и землю. Увидев маленькое поселение из крошечных коричневых хижин, лепившихся на склоне холма, мы ушли на перископную глубину. Когда мы снова поднялись, была ночь, светлая летняя ночь в Норвегии, когда цвета исчезают, но контуры остаются четкими. Лодка медленно огибала мыс. Перед нами, едва ли не в двухстах метрах, стоял на якоре военный корабль, четко вырисовывающийся на белом снегу холмов. Это был английский крейсер 7–8 тысяч тонн водоизмещением. Я сразу приготовился к атаке. Мы уже заканчивали патрулирование, и в носовом аппарате оставалась только одна торпеда. Только один выстрел, и просто необходимо попасть.
– Приготовиться… Приготовиться к выстрелу. Огонь!
Вся лодка вибрировала от отдачи, когда мы разворачивались. Мы должны были поворачивать медленно и осторожно, потому что при большой скорости волна и шум двигателей выдадут нашу позицию, настолько близко мы находимся к противнику. Погрузиться так близко от берега было невозможно. Наша лодка поворачивала, а мы наблюдали путь торпеды. «Проклятье! Промахнулись!» Торпеда сбилась с курса и свернула к скалистому утесу перед кораблем. Внезапно под килем послышался царапающий звук, и мы прочно застряли прямо под пушками врага. В тот же момент торпеда ударила в скалу.
Раздался сильный взрыв, столб воды поднялся по стене утеса. На долю секунды я подумал, что все потеряно. Если мы хотим уйти, надо поторопиться.
