Некоторое время я не могла понять, что он имеет в виду. Затем я вспомнила слова Эрны Сторм: «...они приводят людей на берег Стор Баэльта.»
«Водные процедуры, пастор?»-сказала я. «Вы имеете в виду, водное крещение?»
«Не крещение, мисс. но перекрещивание.» Пастор особо подчеркнул «пере» Он объяснил, что есть определённые группы:
«Раскольники, как вы понимаете,» которые на самом деле берут членов лютеранской церкви и заставляют их погружаться в воду. «Как будто одного крещения недостаточно!»
В этот момент, со мной случилось нечто неожиданное. Без всякого умственного усилия с моей стороны, я вспомнила слова из Писания, которые я читала последние два месяца фразы, предложения, целыеотрывки, которые относились к крещению. хотя я не делаласознательных усилий, чтобы изучить их, яеговоря
«Но, пастор, разве в Новом Завете не сказано, что все крестившиеся сходили в воду?»-спросила я. «Почему же тогда людям брызгают на лоб несколько капель воды?»
«Вы говорите о первом веке нашей эры»-ответил пастор Неергаард. «Но с тех пор прошло восемнадцать столетий....» И он начал объяснять разные понимания этого вопроса на протяжении веков, объясняя, как всё это воплотилось в традиции церкви. «Должны ли мы отказаться сейчас от мудрости и опыта восемнадцати веков?»-завершил он.
«Но, пастор, предположим, что наши традиции не согласовываются с Писанием? Разве не говорил Иисус религиозным руководителям Своего времени, что своими традициями они убрали Слово Божие? Именно Он сказал: «Кто будет веровать и креститься, спасён будет...» (От Марка 16:16). Не означает ли это, что сначала мы должны уверовать, а затем креститься?»
Я сама удивилась своей смелости, а также заметила, что пастор Неергаард начал нервничать. «Молодая леди»-сказал он, «для всех лютеран этот вопрос решён раз и навсегда. Ваше крещение во младенческом возрасте имеет силу из-за веры ваших родителей, а во время конфирмации вы подтвердили его вашей собственной верой.»
Вера моих родителей? Моя собственная вера? Я, конечно, не могла спорить с выдающимся богословом, но его слова вызвали целую серию вопросов в моём уме. Сколько веры было у моих родителей, когда я крестилась? Если это зависело от их веры, то мне важно было знать это. Что ещё более важно: сколько веры было у меня, когда я проходила конфирмацию? Я сделала это лишь только для того, чтобы сделать приятное своей семье и церкви. Разве я знала, что такое настоящая вера, кроме как за последние несколько недель?
Наконец, пастор вывел меня на ступеньки церкви и там дал мне свой последний совет: «Позвольте мне посоветовать вам не торопиться со словами или поступками. Вне всякого сомнения, у многих членов нашей церкви нет должной веры, но мы должны быть терпеливы и верить, что постепенно им откроется больше истины. В конце концов, Рим строили не один день!»
Сидя в поезде, возвращавшемся в Корсор, одна в купе первого класса, я начала упрекать себя. Разве я не была высокомерной, даже непочтительной, усомнившись в традициях церкви? Кто я была такая, чтобы так поступать? В конце концов, пастор Неергаард был повсеместно признанным богословом. Я поражалась сама себе от тех доводов, которые я выдвигала. Откуда они взялись? Я никогда не разговаривала так за всю свою жизнь.
И тем не менее, меня поражала логика моих доводов. На заданные мною вопросы нужно было найти ответы, и если пастор не дал мне их, то тогда это должна была сделать я сама. Что на самом деле говорится в Новом Завете о крещении? Я вспомнила некоторые слова Павла, которые произвели на меня глубокое впечатление несколько дней тому назад. Вытащив свой карманный Новый Завет, я полистала страницы, пока не нашла те стихи, которые я искала:
«...Мы умерли для греха: как же нам жить в нём? Неужели не знаете, что все мы, крестившиеся во Христа Иисуса,
в смерть Его крестились? Итак мы погреблись с Ним крещением в смерть, дабы, как Христос воскрес из мёртвых славою Отца, так и нам ходить в обновлённой жизни К Римлянам 6:2- 4
Я перечитала эти стихи несколько раз. Подчёркивались три события смерть, погребение, воскресение три последовательные шага в нашем отождествлении со Христом. Я начала измерять свой собственный опыт этим стандартом. Я оглянулась на ту жизнь, которой я жила до последних нескольких недель. Можно ли было действительно назвать что-то в той жизни «смертью для греха,» с последующими погребением и воскресением? Никакими усилиями воображения я не могла применить эти слова к тому, что происходило со мной в детском или подростковом возрасте, или позже.
Логика вела меня к выводу, который я не очень хотела принять. Крещение было погребением старой жизни и воскресением к новому образу жизни. Это я понимала. Точно также я понимала, что я никогда не переживала такого погребения и воскресения. Следовательно что? Возможен был только один вывод:
Я медленно повторила сама себе слова Иисуса, которые я процитировала пастору Неергаарду:
К кому же мне нужно было обратиться насчёт крещения? Я знала только одного человека, пастора Расмуссена. Ну, а если об этом узнают жители Корсора? В таком маленьком, полном сплетен окружении новости распространялись быстро. Мне не трудно было представить себе последствия.
Дания, возможно, была самой тотально лютеранской страной в мире. Лютеранская церковь была государственной. Из 4-х миллионов датчан, более 90 процентов были её членами. В вопросах религии, школа, в которой я преподавала, подобно всем государственным школам, находилась под юрисдикцией церкви. Как церковные власти отреагируют на то. что преподаватель принимает крещение от пастора пятидесятника?
А как насчёт моих коллег учителей? В таком городке, как Корсор, мы, учителя, были небольшой, привилегированной группой, на которую с уважением смотрели все остальные жители. Моя связь даже просто посредством церемонии крещения с презираемыми пятидесятниками, рассматривалась бы моими коллегами как предательство общественных и интеллектуальных стандартов нашей профессии. Я уже знала, как бы отреагировала Эрма Сторм. А как насчёт Сорена? А другие мои коллеги, чьим уважением и дружбой я
