претерпевали глубокие изменения. Можно ли было на самом деле любить людей, которых я никогда не видела? Я хорошо знала, что такое любить своих родителей и сестёр. Теперь же начала чувствовать, что у меня есть ещё одна семья в той стране, о которой я молилась семья, которой я никогда не видела и чьих имён не знала. Тем не менее, любовь к ним пронизывала мои молитвы. Чем больше я молилась, тем сильнее становилась моя любовь.
Пастор Расмуссен пригласил меня посетить особый день молитвы в его церкви в воскресенье, 4-го декабря 1927 года. Около тридцати человек собрались утром и провели первую часть дня поочерёдно, то поя, то молясь и читая из Писания. Во второй половине дня на нас сошло необычное спокойствие В течение пяти или десяти минут никто не осмеливался молиться вслух. Наше общение с Богом и с друг другом стало таким тесным, что его не нужно было выражать слышимыми словами.
Стоя на коленях, я почувствовала над собой тень Божиего присутствия Это было похоже на росу, падающую в ночной тиши. Моё сердце начало биться учащённее в предчувствии. Некоторое время спустя передо мной появилось лицо маленькой девочки.
Она смотрела на меня из некоего подобия ящика, но детали были смутны. Меня поразили её чёрные и печальные глаза. Я хотела общаться с ней но не могла!
Несколько дней после этого, всякий раз, когда я закрывала свои глаза для молитвы, я видела детское лицо, со взглядом, направленным на меня. Была ли она членом моей невидимой
семьи?
На Рождество я поехала в Брондерслев на традиционную семейную встречу. Внешне ничего не изменилось, но мне там больше не было места. Между мной и моей настоящей семьёй появилась пропасть. Каким-то образом я начала чувствовать большую близость со своей невидимой семьёй в далёкой стране.
Я вернулась в Корсор на Новый, 1928, год. Прошёл всего лишь год с тех пор, как мне в этой квартире явился Иисус. Два месяца спустя я приняла крещение. Кто бы мог предвидеть все эти последующие изменения? И я чувствовала, что ещё большие перемены ожидали меня впереди. Моё убеждение, что Бог направлял меня на Святую Землю, становилось всё крепче и крепче. Могла ли я просить Его показать мне больше этого именно то место, куда мне нужно было ехать, именно тот труд. который мне предстояло делать?
Когда я так молилась, мне вспомнилась игра, в которую я часто играла в детстве. Один человек уходил из комнаты, и в его отсутствие другие прятали где нибудь и комнате кольцо. Затем тому человеку позволяли вернуться в комнату. Когда он начинал приближаться к тому месту, где было спрятано кольцо, другие говорили: «Тепло!
«Холодно!» Когда он подходил совсем близко, ему говорили:
«Горячо!»
Всякий раз, когда я молилась за Святую Землю и её народ, я чувствовала в своём духе тепло, которое показывало мне, что я двигалась в правильном направлении. Однажды я почувствовала сильное побуждение молиться за город Иерусалим. Сразу же тепло усилилось. Может быть. Дух Святой говорил мне: «Горячо!»? На протяжении целой недели я молилась по такому образцу, и всякий раз была точно такая же реакция Итак, Иерусалим?
Но почему Иерусалим? Я там никого не знала и не имела никаких связей. Что я могла там делать? Я пыталась представить себя в различных ситуациях но что-то ни одна из них не подходила для меня. Я говорила самой себе, что это абсурд, но, невзирая на все мои аргументы, я не могла освободиться от убеждённости :
Бесчисленные вопросы начали атаковать мой ум А как насчёт денег? Я отдала всё своё наследство от отца д-ру Карлссону. Если я уволюсь с работы в школе, я потеряю свою школьную зарплату. Я была уверена, что из-за моей известности по всей стране благодаря моему водному и духовному крещению, никакое признанное миссионерское общество в Дании не возьмёт меня кандидатом У пятидесятников не было лишних денег. Фактически, те деньги, которые я давала со своей зарплаты, были одним из существенных элементов поддержки пастора.
Всю свою жизнь я жила в финансовом благополучии. Могла ли я довериться Богу, чтобы Он обеспечил меня в далёкой и незнакомой стране, без всякой поддержки от какой-либо церкви или миссионерского общества? Никто даже не будет знать, что я буду там. Смог бы Бог побудить людей посылать мне деньги, даже если бы они не смогли бы назвать меня миссионером и не знали, что мне нужно? Целую неделю я поворачивала этот вопрос и так и этак в своём уме. Наконец, я решила, что я помолюсь о деньгах прямо сейчас и посмотрю, что из этого получится.
Всё время, пока у меня было хорошо оплачиваемое место преподавателя, вряд ли кому-то пришло бы в голову предложить мне деньги. Однако, я решила попросить Бога именно об этом. Я помолилась простой и конкретной молитвой: «Пожалуйста, Боже, я хочу, чтобы кто-то дал мне пять долларов завтра до полуночи. Если Ты сделаешь это, тогда я буду знать, что Ты можешь побудить людей обеспечивать мои нужды даже в Иерусалиме.»
Весь следующий день я упрекала себя за такую абсурдную молитву и в то же самое время я пыталась представить себе, кто же мог дать мне деньги. Наверняка, никто из моих коллег. Все они знали, как хорошо я была обеспечена. Может быть, в почтовом ящике будет письмо от дальнего родственника.... С противоречивыми чувствами я поехала домой на велосипеде намного быстрее обычного.
«Вальборг. приходил ли сегодня почтальон?»- спросила я, как только вошла в квартиру. Вальборг вручила мне единственный конверт, с пометкой из Фина. Моё сердце забилось немного быстрее, когда я открывала его. Это была записка от одного из детей Кезии:«Дорогая тётя Лидия, благодарю тебя за тот подарок, который ты
послала на мой день рождения.» Но без денег!
К 9.30 вечера стало ясно, что денег не будет. Я не знала, что чувствовать: разочарование или облегчение. Если денег не будет, то это будет значить, что Бог не хочет, чтобы я ехала в Иерусалим. В конце концов, я не так поняла Его водительство.... Или же это говорило о том, что моя молитва вообще была неправильной? Почему Бог должен был послать мне точное количество денег в определённый день, когда деньги мне вовсе не были нужны? Мне не
следовало молиться такой неразумной молитвой.
Я собиралась лечь спать, когда раздался стук в дверь. Моё, сердце в прямом смысле колотилось, когда
