Всё вдруг вспомнилось телеграмма, мучительная поездка на поезде, а потом комната, где лежало его тело. Я вспомнила первый сильный шок горя, и как постепенно это чувство сменилось таким ощущением мира, как будто рядом со мной был живой человек. Я также вспомнила выражение на лице отца, когда он там лежал такое спокойное выражение, какого я никогда не видела у него при
жизни. Конечно, он что-то нашёл в последние дни своей жизни. Но что?
«Что же тебе ещё нужно в жизни, Лидия, сверх того, что у тебя уже есть?» Голос матери прервал мои воспоминания. «Ты так преуспела в своей карьере, и я знаю, что все в школе очень высокого о тебе мнения. Я уверена, что тебе не хватает именно дома и детей.»
«Может быть. мама, но....» Как я могла описать то внутреннее беспокойство, которое я не могла отрицать, но вместе с тем и не могла объяснить? Наконец, меня прорвало: «Если в жизни есть что-то особенное такое, что не сможет сделать никакая другая женщина то именно это я бы и хотела сделать!»
На лице матери появилось то же самое растерянное выражение, какое я видела у Сорена несколько дней тому назад. Казалось, что труднее всего мне было объясняться с теми, кого я любила больше всего. Было ли это глупостью с моей стороны искать то, что я не могла объяснить словами даже самой себе?
3
Встреча
Я вернулась в Корсор в понедельник 3-го января, 1927 года. Занятия в школе начинались через неделю Я сказала Вальборг,
чтобы она не приходила до субботы. Следующие несколько дней я хотела провести сама с собой
На следующее утро я пошла на прогулку вдоль берега Стор Баэльта. Холодный буйный ветер хлестал мне в лицо, но я плотнее обернула горло шарфом, наклонила голову вперёд и пошла против ветра. Идя, таким образом, против стихии, я обрела решительность.
Что бы ни предстояло мне, возвращаться я не собиралась, пока не найду ответа на свой вопрос.
Когда я вернулась в свою квартиру на ланч, мне совсем не хотелось есть. Я заварила чашку крепкого кофе и зажгла сигарку Затем я пошла в гостиную и посмотрела на полки с книгами на противоположной стене Я прочитала имена авторов; Киркегаард, Онслегер, Ибсен, Шекспир, Диккенс, Толстой, Платон. Я читала их, цитировала, рассказывала о них но у них не было ответа для меня.
В самом правом углу на верхней полке мой взгляд упал на простую книгу в чёрном переплёте.
В педагогическом колледже Библия была элементом обязательного курса по религии и истории церкви. Я читала её ровно настолько, чтобы сдать экзамены, но никогда не заходила дальше этого. Могло ли в Библии быть что-то такое, чего я не могла найти в других книгах, которые я изучала с таким усердием? Я поколебалась немного, затем достала её с полки
Усевшись в своё любимое кресло, я подержала некоторое время Библию, не открывая её, раздумывая, откуда начать. Логично казалось начать с Нового Завета. Я нашла первую главу от Матфея. быстро просмотрела генеалогию Христа и прочитала описание Его рождения и детства. Простота повествования Матфея резко контрастировала с изысканными Рождественскими празднованиями, в которых я недавно принимала участие.
Я прочитала описание крещения Христа, искушения и первые примеры Его публичного служения. Конечно, в этой книге была несравнимая этическая красота, которой не было ни в какой другой из прочитанных мною книг, но я не могла понять, как это относилось к моей ситуации сейчас. Когда я дошла до Нагорной Проповеди, с её Блаженствами в начале, я стала читать медленнее, останавливаясь на каждом Блаженстве, спрашивая себя, а какое это могло бы иметь отношение ко мне.
Вдруг, когда я читала четвёртое Блаженство, у меня вдруг захватило дыхание: «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся» (От Матфея 5:6). Алчущие и жаждущие.... Может быть, именно это было то, что я испытывала, то. что я не могла выразить словами? Осмелюсь ли я приложить эти слова к самой себе?
Я остановилась и на стихе 10-ом: «Блаженны изгнанные за правду.» Это не имело смысла. Почему это кого-то будут гнать за поиски правды?
Когда я медленно читала главы 5 и 6, то это было похоже на блуждание по лесу. Из-за нависающих ветвей почти не было видно тропы; но то тут, то там прорывался луч света, который ободрял меня. Затем, когда я добралась до 7-ой главы, это было. как если бы я пришла к просеке, где на меня стали изливаться прямые лучи солнца:
Просите, и дано будет вам; ищите, и найдёте; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает.... От Матфея 7:7, 8
Просите.. ищите... стучите... Конечно, это было мне под силу. Я продолжала читать, и снова свет стал ярче и чище: Входите тесными вратами... потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их.
От Матфея 7.13, 14 Где-то впереди на пути, по которому я шла, были врага. За ними
был путь, который вёл к миру и исполнению. Прежде, чем попасть на этот путь, мне надо было найти и войти через ворога.
Я посмотрела на часы, висевшие на стене над пианино. Было почти четыре часы дня. С тех пор, как я начала читать, прошло почти три часа. За окном темнело. Я включила свет и задёрнула тяжёлые парчовые занавеси на окне. Я хотела остаться наедине со своими мыслями. Я начала ходить по комнате, рассуждая о прочитанных словах.
В детстве меня учили проговаривать Отче наш каждый вечер перед сном. К двенадцати годам это стало монотонной рутиной. Фактически, я вспомнила, как однажды вечером я помолилась Отче наш десять раз подряд, чтобы избавиться от молитвенного груза в течение следующих девяти дней. Кроме этого, я участвовала в обычных общих молитвах и ответах в те дни, когда я посещала церковь. Но мысль об индивидуальной и непосредственной молитве к богу, молитвы словами, которых не было в молитвеннике, эта мысль была непривычна и пугала меня. И тем не менее, я не могла уйти от слов Христа: «Просите, и получите,...» Если Христос требовал, чтобы я
