— Да, да. Это я и хотел сказать, — подхватил дядя Тумба. — Играйте, сударь, на здоровье.
— Но как?
— Как? Вы спрашиваете, как? Вы думаете, Сандрик не знает, как? — удивился дядя Тумба. — Да я бы и сам не прочь, понимаете ли… в разбойников… В жмурки… В прятки… Или — ох как я люблю — в чехарду! — Дядя Тумба глубоко вздохнул, искренне сожалея, и пожаловался на занятость, а дело в том, что вчера знакомая одна девочка Маша потеряла голову, и надо срочно отыскать!
— Как это: потеряла голову? — спросил папа Сандрика недоверчиво. — В каком смысле? В фигуральном, надеюсь?
— Ах, ну какое там фигуральное! — огорченно воскликнул дядя Тумба. — В самом прямом смысле: взяла да потеряла, когда шла по улице, и не помнит — где! Но она известная у нас растеряша, — заметил он, поднимаясь с земли и отряхиваясь, не забыв прихватить и свой платок, размером с пляжное полотенце.
— Однажды она потеряла маму с папой, когда повела их на аттракционы, но чтобы голову! Уж, извините, — произнес, разводя руками, — надо искать! А вы уж тут играйте без меня, как найду голову, непременно вернусь! — И он удалился, да так скоро, словно завернул за угол, в миг исчез и лишь лепестки роз, сорванные нечаянным ветром, еще кружились, падая на дорожку.
А когда объявился снова, так же неожиданно, встав посреди двора, он застал наших героев в странном, скажем так, виде. Особенно же папу Сандрика, который скинул вёрхнюю одежду, неряшливо швырнув плащ на скамейку. Он стоял рядом с сыном, приговаривая азартно:
— Нет, ты не ловчи! Ты бей нормально!
— Я нормально и бью, — отвечал Сандрик, и колотил рукояткой ножичка по деревянному колышку, загоняя его в землю. При этом он громко считал: — Десять, одиннадцать, двенадцать…
Это означало, что папа Сандрика много очков потратил на доигрывание, после того как сам Сандрик игру в ножичек уже закончил.
— Двадцать один, двадцать два… Колышек все глубже уходил в землю.
— Может, хватит? — попросил дядя Тумба. Ему стало жалко папу Сандрика, которому придется тащить этот колышек зубами.
— Почему хватит? Он же проиграл!
— Но для начала! Он же еще маленький!
— А я что, большой, да? Мне было легко? В детстве?
Папа Сандрика согласился:
— Я и не думал, что детство это… Не очень…
— Ага! Он не думал! — воскликнул Сандрик. — А за тобой, а за мамой смотреть? А с дядей Тумбой советоваться? А в детский сад ходить! — При этом Сандрик загнал колышек так глубоко в землю, что его не было видно, даже земля на этом месте стала прочной, как камень.
— Теперь тащи! — сурово произнес Сандрик и испытующе посмотрел на своего папу: отступит или не отступит.
— Зубами? — спросил папа, чуть смущаясь.
— Конечно, зубами. Руками и дурак сможет!
— Но его же не видно?
— А ты подуй, — посоветовал Сандрик. — Как обдуешь, так и увидишь.
— А может, я подую, — предложил скромно дядя Тумба. — Я вовсе несильно, я чуть-чуть, а?
Сандрик посмотрел вверх на дядю Тумбу и представил, что будет, если дядя Тумба дунет хоть чуть- чуть… Не то что земля, а сам колышек выскочит из земли наружу.
— Нет, — сказал твердо Сандрик, отклоняя предложение свыше. — Раз проиграл, пусть сам и отыгрывается.
А папа Сандрика тут же добавил:
— Конечно, я сам. Сам!
И тут же в новом своем замечательном костюме он опустился на колени и, приникая лицом к земле, стал дуть, пока выдул самый маленький краешек от деревянного колышка. Но ухватиться за него зубами не получалось. И тогда он подул снова, закрывая глаза, чтобы в них не попал песок, и снова взял зубами, потянул, сдувая носом песчинки, и выдернул, и так, держа победоносно колышек в зубах, поднялся во весь рост, демонстрируя всем — и сыну, и дяде Тумбе — свой маленький подвиг. Был он весь в земле — и пиджак, и брюки, и лицо — от щек до рта.
— Ах, ах! — запричитал дядя Тумба. — А как же ваш замечательный, ваш парадный, ваш драгоценный костюм? Ах-ах! А сорочка! А галстук! А ботинки!
Папа Сандрика громко выплюнул колышек на землю и заявил на все это очень даже вызывающе:
— А мне плевать.
И повторил это несколько раз тем же непоколебимым тоном. Обращаясь к дяде Тумбе, он спросил:
— А вы хотите посмотреть, как я ножичком расписываюсь?
Взяв пальцами за лезвие, он швырнул ножичек так ловко, что тот, проделав несколько оборотов, воткнулся в вершину песочной кучи прямо своим острием: вжик, и готово!
— Еще не класс, но кое-что он умеет, — подтвердил снисходительно Сандрик. — Но со лба у него не очень…
И папа со вздохом подтвердил, что со лба ножичек летит не очень, а вот с зуба, губы и носа даже ничего.
— Вообще-то он у меня способный, — заверил Сандрик. — Когда он не ленится. Но теперь, — решил он, — пора домой.
— У-же, — заканючил папа. — А может, чутуличку… Ну, самую маленькую, в ножичек, а? — попросил он, заглядывая сыну в лицо и пытаясь его разжалобить.
— А мама? Ты подумал, что она нас ждет? — строго спросил Сандрик. И папа сознался, что о маме он не подумал, но он и прежде не думал, когда задерживался на работе, и лишь теперь осознал, как он был перед ней виноват.
— А как я ждал! — сказал Сандрик, оглядывая костюм папы, и произнес с упреком: — Ты на себя посмотри, в каком ты виде! Весь в песке, в земле, а руки-крюки? Такие руки собаки есть не станут! Тьфу!
— Я помою, — пообещал папа и спрятал руки за спину. — Потом.
— Сейчас же, — приказал Сандрик. — У дяди Тумбы есть кран для грязнуль! Иди и приведи себя в порядок, чтобы не стыдно было на улице…
Когда, попрощавшись, они вышли за железные воротца, папа спросил Сандрика:
— Но завтра… Завтра мы сюда придем играть?
— Посмотрим, — отвечал Сандрик неопределенно. — Как будешь себя вести. Он взял папу за руку и повел за собой, а дядя Тумба учтиво кланялся вслед.
КОМПЬЮТЕРНЫЙ МАЛЬЧИК
ОДНАЖДЫ был теплый летний вечер, душно пахло мятой, я забрел в уютный дворик дяди Тумбы с надеждой, что смогу его уговорить сыграть партийку-другую в шахматы.
Надо отметить, что играет он превосходно, если не считать одного невинного чудачества: как только замечает, что может выиграть, он тут же начинает отдавать партнеру свои лучшие фигуры, а потом, конечно, начинает страдать, потому что без фигур на шахматной доске играть трудно, а иногда невозможно. Но вот такой он игрок, что отдает свои лучшие фигуры, и тогда мне самому приходится отдавать ему свои