Теперь пусть уходит!

Гермиона. Он сказал, что сейчас скверная погода.

Томми. Ну а что здесь делает большое начальство?

Гермиона. Устроили себе совещание, а нам оставили эту погоду. (Берет стакан.) Благодарю. Господи! Как я несчастна, Томми! (Пьет, потом смотрит на дверь в маленькую гостиную и бормочет.) Бонзы!

Гостиная. Сэр Эдмунд, сэрДжеффри, Генри Марч, сэр Маркус Коннор. Марч – пожилой человек, типичный адвокат. Сэр Маркус моложе, это официального вида человек с вкрадчивыми манерами. Они расположились солидно, значительно. Вчетвером они как будто заполнили всю комнату – так, что в этом есть нечто неестественное. Все в этой сцене – общий вид, голоса – подчеркивает, что перед нами – официальная Англия, столпы общества. Нужно постараться передать эту атмосферу, но ни в коем случае нельзя ничего утрировать, чтобы не получился фарс. Это скорее зловещая сцена, чем комическая. Зритель должен почувствовать, что все участники ее понимают друг друга с полуслова.

Сэр Эдмунд (заканчивая объяснения). Итак, сэр Джеффри, мы решили, что «Трест Кендла» принимает это ценнейшее собрание картин и рисунков. Некоторые из них выполнены тридцать – сорок лет назад. В свое время мой отец отказался их продать, не так ли, Генри?

Генри Марч. Я бы лучше пояснил, что правление треста – сэр Эдмунд, представляющий семью Кендл, сэр Маркус, представляющий национальные галереи, и я как адвокат и финансовый поверенный в делах – будет иметь право продать или передать в дар все картины, составляющие собственность треста…

Сэр Маркус. Я, разумеется, всегда хотел, чтобы некоторые известные мне картины стали достоянием нации. Но Саймон Кендл всегда был очень упрям и несговорчив.

Сэр Эдмунд. Откровенно говоря, когда его рассудок стал слабеть, он занял враждебную и совершенно нелепую позицию по отношению к государству и к правительственным кругам. И это, конечно, очень усложнило мои отношения с ним…

Сэр Джеффри. Не стану хвастать, что он оказался легким пациентом. Джентльмены, в этом вопросе я с вами вполне согласен, однако доктора Эджа мне не удалось убедить в том, что больной больше не может вести свои дела. Но я повторяю: его упрямство и странности, безусловно, можно объяснить его возрастом и состоянием здоровья. А как я уже говорил, в состоянии больного следует ожидать внезапного ухудшения – ему угрожает полная потеря сознания, и в то же время, как я заявил после первого же осмотра, его сердце может сдать в любую минуту…

Сэр Эдмунд. Так что же вы предлагаете, сэр Джеффри?

Сэр Джеффри. В течение нескольких часов он будет в полном сознании, так как ему сделана специальная инъекция. Если действовать спокойно и по-деловому, я думаю, самое разумное и надежное – пойти к нему. Я полагаю, у вас уже готов официальный документ, который он мог бы подписать…

Генри Марч (берет внушительного вида документ). Вот он – все готово…

Сэр Джеффри. Отлично! Я предлагаю, чтобы вы продумали, что именно вы должны ему сказать, и сказали это тактично, спокойно, но твердо.

Комната Кендла. Он разговаривает с Джудит. Кендл уже не выглядит таким измученным и утомленным, как накануне, он кажется более энергичным, но состояние у него лихорадочное, неспокойное.

Кендл. Так вы сказали, Джудит, там, внизу, что я хочу видеть мою внучку и Стэна, как только они вернутся?

Джудит. Да, мистер Кендл. Всем сказала.

Кендл. Я, кажется, уже спрашивал вас об этом?

Джудит (в замешательстве). Да…

Кендл. Я, наверное, чертовски вам надоел. Но это очень важно, во всех отношениях.

Она смотрит на него с любопытством.

(Осматривает комнату. Замечает на стене текст из Священного Писания: «Бог есть любовь») Да, Бог… Мы говорим, что он создал все – миллионы галактик, и каждая из них состоит из миллионов солнц, и в то же время он есть любовь. Значит, каждый предмет Вселенной – это любовь, она дешевле навоза, так ее много. И люди считают: незачем им беспокоиться, незачем любить, незачем самим созидать любовь. Если бы мы сказали, что Бог есть могущество, но хочет быть любовью, мы вели бы себя разумнее…

Джудит. Мне кажется, я всегда чувствовала то же…

Кендл. Конечно. Настоящие женщины инстинктивно чувствуют, что любовь – это нечто созидательное. Так же как мужчины знают, что они должны создавать произведения искусства – любые… есть много видов искусства… Женщины без любви, мужчины без искусства, народ, который ничего не создает и прозябает в жалкой, бесполезной жизни, – это скопище уродов и чудовищ, которые думают только об уничтожении друг друга, это тухлые яйца, из которых ничего не вылупится…

В дверях появляется сэр Джеффри.

Сэр Джеффри (профессионально сердечным тоном). Отлично, отлично, мистер Кендл, вы полны сил.

Кендл. Когда я не могу рисовать, я начинаю проповедовать. Этой бедняжке приходится все выслушивать.

Сэр Джеффри (тем же тоном, входя в комнату). В таком случае вы не откажетесь уделить несколько минут посетителям. (Оглядываясь.) Ну что ж, входите, джентльмены.

Входят сэр Эдмунд, сэр Маркус и мистер Марч.

Кендл. Сэр Эдмунд, сэр Джеффри, сэр Маркус и сам Закон в лице Марча – не слишком ли это много для больного художника и заботливой ночной сиделки? Что вы на это скажете, Джудит? Это не просто люди с жалким умом, который не в силах охватить все происходящее, – люди из плоти и крови, как вы и я. Нет, каждый из них – это ведомства, учреждения, законы. Это – Англия, в которой нам позволили жить…