терпеливой, снисходительности.
К тому времени, как они распутали гирлянды, заменили перегоревшие лампочки и повесили все пять нитей миниатюрных огоньков на елку, она совершенно утомилась. Рид, как заметила Селина, выглядел не менее усталым, чем она.
– Остальным украшениям и впрямь придется подождать до завтра, – произнес он, выключая гирлянды.
Селине на мгновение показалось, что Рид готов выбежать из комнаты. Но уже в следующий момент холодное, отчужденное выражение на его лице заставило Селину выругать себя за глупость. Оба они всего-навсего устали, сказала себе Селина и вслед за мужем поднялась в спальню. Словно подтверждая ее догадку, Рид уснул почти мгновенно. Не переставая корить себя за избыток мыслей о Риде, Селина тоже погрузилась в сон.
Рид проснулся в холодном поту. Ему снился страшный сон – скорее, настоящий кошмар. Тот, что преследовал его много лет назад, а он-то считал, что избавился от него навсегда. Он взглянул на Селину, надеясь, что не разбудил ее. К его облегчению, она мирно спала. Долгую минуту он лежал неподвижно, убеждая себя, что необходимо заснуть вновь. Но вместо сна на него нахлынули мучительные воспоминания. Осторожно выбравшись из постели, он отправился на поиски аспирина.
Селина проснулась от еле заметного движения кровати и похолодела. В полусне она потянулась к Риду – другая половина кровати еще хранила его тепло, но самого Рида рядом не оказалось. Открыв глаза, она оглядела темную комнату. В комнате Рида тоже не было. Чувство одиночества было таким сильным, что создавало впечатление физической боли. Приглядываясь к теням, Селина лежала, ожидая, когда Рид вернется.
Но он все не возвращался.
– Должно быть, уехал по срочному вызову, – пробормотала она, села и включила лампу. Но на подушке не оказалось никакой записки. Она нахмурилась: Рид всегда оставлял ей записки, уезжая к пациентам.
Селина взглянула на подушку Рида.
– Он взрослый человек. Он способен сам позаботиться о себе, – произнесла она. – Спи. – Но, едва отдав себе такой приказ, она выбралась из-под одеяла. – Вероятно, у него бессонница и он спустился в гостиную почитать, – пробормотала она, раздражаясь на себя за такую заботу о состоянии Рида. Набросив халат, она направилась к двери.
Спускаясь по лестнице, она обратила внимание на мигающий свет в гостиной. Оказалось, что Рид стоит в гостиной перед елкой, глядя на включенные гирлянды. Он был босиком, в одном старом фланелевом халате. Сунув руки в карманы и распрямив плечи, он неотрывно смотрел на елку. Он напоминал воина, готового к бою. Приблизившись, Селина коснулась его плеча. Рид вздрогнул, и она поняла, что он был погружен в мысли и даже не слышал ее шагов.
– С тобой все в порядке? – спросила Селина.
«Нет» – этот ответ мгновенно вспыхнул у Рида в голове, но он отказался произнести это слово вслух. Он давно уже не видел призраков своего прошлого, а теперь они вновь вернулись к нему.
– Да, в порядке, – знаками показал он.
В окно светила луна, и этого света вместе с блеском крохотных лампочек оказалось достаточно, чтобы Селина разглядела странное выражение на его лице.
– Ты плохо выглядишь, – настойчиво повторила она. Внезапно она испугалась – от того, что Рид оскорбится и не примет ее помощь, но желание утешить его не позволило ей молчать.
– Знаешь, покупая елку и наряжая ее, я невольно воскресил давние воспоминания, – произнес он. Перед ним прошла череда теней прошлого – они были такими живыми, словно он перенесся назад во времени. – Мы с бабушкой каждый год покупали и наряжали елку. Мне было пять лет, когда мать отвезла меня к бабушке. Когда родилась моя мать, бабушке было сорок лет, а когда я перебрался к ней, ей исполнилось шестьдесят восемь. Бабушка давно овдовела и жила только на пенсию и оставленные дедушкой крохи. Мои родители присылали ей деньги – немного, но достаточно, чтобы у нас была еда и крыша над головой.
Селина переводила взгляд с его губ на руки, Рид говорил и жестикулировал одновременно. На его лице сохранялось отчужденное выражение, и Селина поняла, что он пользуется жестами машинально, почти забыв о ее присутствии.
Рид никогда не рассказывал ей о своем прошлом. Годы ушли, изменить их было невозможно. Он выжил и считал, что если спрячет самые болезненные и досадные из воспоминаний в потайные уголки души, то они никогда не воскреснут. Но кошмар повторился, а вместе с ним появились и те воспоминания, которые Рид предпочел бы забыть навсегда. Хуже того, они были такими сильными и яркими, словно все это случилось только вчера. Рид всеми силами приказывал себе замолчать, но слова лились сплошным потоком.
– Крышей над головой была квартира с одной спальней в Куинсе, в Нью-Йорке. Я спал на диване. – В углах его губ заиграла улыбка. – Пожалуй, это мне даже нравилось – я мог пройти на кухню когда угодно и целыми ночами смотреть телевизор. Бабушка Крэншоу была почти глухой и не слышала меня.
Селина заметила, как его улыбка погасла, а в глазах вспыхнул гнев.
– До сих пор помню слова матери о том, как я должен вести себя. Она клялась, что не желает расставаться со мной, но ничего не может поделать – ей приходится колесить по стране в поисках работы. – Он пожал плечами, словно показывая, что это не имело значения. Гнев угас. – Бабушка часто болела, у нее прогрессировал артрит. Я был уже достаточно самостоятельным: я знал, как достать из коробки овсяные хлопья и налить в них молока, умел делать сандвичи с арахисовым маслом и джемом. – Он криво улыбнулся. – Мне запомнилось, как мать уверяла бабушку, что я смогу приготовить себе еду сам, если это потребуется. – Он снова пожал плечами, как будто это было неважно, и выражение лица стало еще более отчужденным. – Во всяком случае, мы с бабушкой пришли к обоюдному согласию: она присматривала за мной, а я – за ней.
Селина вспомнила, как однажды Рид рассказывал, что следил за тем, принимает ли его бабушка лекарства. Он даже делал ей уколы инсулина. Селина поняла, что у Рида никогда не было настоящего детства: уже в пять лет ему пришлось стать самостоятельным и заботиться о себе.
Рид молчал, пока события давнего прошлого проходили перед его глазами. На лбу выступили бисеринки холодного пота.
