Хочешь, устрою?
Выдержка у наглого оказалась завидной.
— Слыхал, Витек? — обратился он к напарнику через Женькино плечо. — Он вроде нам угрожает?
— Чего хамишь, лох? — хлопнул Женьку по спине долговязый с явным расчетом, что тот повернется к нему и подставится крепышу в костюме.
Женька на уловку не клюнул, не сводя взгляда с наглого, крикнул вдруг требовательно:
— Шериф! Ко мне!
Оба налетчика повернули головы в сторону «жигулей». Воспользовавшись этим, Женька ударил ребром стопы по голени впереди стоящего и, когда тот рефлекторно наклонился, — коленом в челюсть опрокинул его на асфальт. Долговязый замахнулся, но Женька, развернувшись, перехватил руку и ткнул ему в подбородок короткий ствол «Скифа»:
— Стоять! Одно движение — и из твоей башки вылетят мозги, если они у тебя там есть, конечно.
Долговязый застыл. Шериф, выскочив из машины, мчался на долговязого во всю прыть. Тот лег ничком и вытянул руки по швам (знал, сволочь, что собаки не трогают человека в таком положении). Шериф остановился, но лаять не переставал.
Несколько прохожих наблюдали за развитием событий.
— Сейчас я заберу песика к подержу до тех пор, пока вы будете бежать во-он в том направлении, — сказал Женька. — Как только остановитесь — пускаю. Все ясно?
Долговязый согласно моргнул.
— На старт! — Женька сунул пистолет в карман и взял Шерифа за ошейник. — Внимание! Марш!
Наглый поднялся, похромал нехотя, то и дело оглядываясь. Долговязый по инерции пробежал метров десять и перешел на шаг.
— Бегом, я сказал! — рявкнул Женька. — Шериф, голос!
Шериф неистово залаял и рванулся так, что пришлось приподнять его на ошейнике.
Двое побежали. Довольные зрители, смеясь, стали расходиться.
— Хорошо, Шериф, — Женька потрепал друга по спине и направился к машине. — Садись вперед, заслужил, — сказал он, распахнув перед ним пассажирскую дверцу.
Сев за руль, достал «Кэмел», воткнул прикуриватель в гнездо.
— Их счастье, что нас с тобой дело ждет, да? Поехали, угостимся пломбиром!
Пес высунул язык и тяжело дышал, не сводя взгляда с остановившихся в ста метрах налетчиков, отчего казалось, что он улыбается.
«Одиннадцать часов ровно», — раздалось в салоне.
Начала возрастать активность цзи-юань — точки канала сердца.
10
— Здравствуй, Женечка!.. Ух ты, какой! — последние слова пожилой Танькиной соседки тети Гали относились к Шерифу. Женька поднимался по знакомой лестнице подъезда, в котором даже запах остался, кажется, неизменным со времен его юности. Сверху доносилась старенькая мелодия — ветеран дядя Сеня крутил пластинки.
— Здрасьте, теть Галь, как здоровьице?
— Слава богу, пенсия, вот только маловата, — соседка остановилась передохнуть. — Как думаешь, вымрем?
— Вымрете, теть Галь, обязательно вымрете, — пообещал Женька и протянул ей одну из шести порций эскимо, которые нес в руке наподобие букета, — если не будете есть мороженого.
— А если буду? — засмеялась она.
— Тогда все равно вымрете, только очень не скоро.
Соседка взяла гостинец.
— Спасибо, Женечка.
— На здоровье…
Дверь отворила сестра.
— Звоню, звоню, — чмокнув ее в щеку, сказал Женька вместо приветствия. — У вас что, телефон не работает?
— Да со вчерашнего дня уже. Вечером обещал мастер прийти.
Из комнаты вышел Мишка.
— Здорово, дядя Женя!
— Привет!..
Шериф упал у Мишкиных ног, племянник повалился рядом, смеясь и приговаривая ласковые слова. Женька, разувшись, юркнул в ванную — начавшее таять мороженое запачкало руки.
— Положи пару порций Шерифу, — распорядился он оттуда, перекрикивая шум льющейся воды. — Я ему обещал. А папа где? — спросил у Мишки, появившись в гостиной.
— На службе.
«Прохор — птичка дорогая, берегите попугая!» — раздался голос из подвешенной к потолку клетки.
— Привет, Прошка, — качнул Женька клетку, заставив птицу испуганно соскочить с жердочки.
«Ложись!» — закричал попугай неожиданно громко.
В прошлом году Танька вышла замуж за сорокалетнего майора, в общем, неплохого мужика, дослужившегося было до полковника, но разжалованного за пьянку. Перед женитьбой Зина (так в кругу новой семьи звали Зиновия) «закодировался» по собственной воле и с Танькиного согласия, и теперь спиртного не употреблял, все свободное время посвящая жене и приемному сыну. В Мишке он души не чаял, никогда не повышал голоса и тащил в дом все, включая корм Прохору, а так как он служил в отделе снабжения Генштаба, продукты у них не переводились. Да и Танька за этот год изменилась к лучшему, стала умиротвореннее и покладистей с приходом хозяина и достатка.
— Уроки учим? — взял со стола учебник литературы Женька.
— Стих, — вздохнул племянник. — Ма! дай мне, я его покормлю!.. — рванулся он.
Танька отдала ему миску с мороженым, облизала пальцы. Шериф, энергично виляя хвостом, направился вслед за Мишкой на кухню. Женька неожиданно захохотал:
— Послушай-ка!.. «В жаркий полдень на исходе лета Шел старик дорогою прямой, Вырыл вишню молодую где-то И, счастливый, нес ее домой…» А?
— Хорошее стихотворение. Исаковский. Мы его с тобой тоже когда-то учили.
— Да нет, ты врубись: «Вырыл вишню молодую где-то…» Это же называется «мелкое хищение» и карается исправительными работами сроком до одного года или штрафом в размере…
— Да ну тебя! — до Таньки наконец дошло.
— Эх, жаль, телефон не работает, — но унимался брат. — Надо запомнить. Петру расскажу, он такие стихи любит.
«Прохор отличается умом и сообразительностью», — оповестил попугай и зычно скомандовал: — «Р- равняйсь!! Смир-рна-а!!»
— Вольно, — сказал Женька.
В комнату, облизываясь, вернулся Шериф.
— Мишаня, а ты чего мороженое не ешь?
— Я ему не даю, — крикнула Танька из кухни, — пусть пообедает вначале. Женя, ты с нами есть будешь?
— Перехвачу чего-нибудь.
— Дядя Женя, давай с тобой в шашки сыграем? — предложил племянник.
— Некогда.
— Ну, одну партию, а? На патроны?
