Поднявшись по лестнице, устланной красной, протертой до дыр грязной дорожкой (вероятно, это все, что осталось от бывшего райкома), он дошел до комнаты «28» с надписью «ЮРИСКОНСУЛЬТ», постучал и, не дожидаясь ответа, перешагнул порог.
— Здравствуйте.
— Здравствуйте, — посмотрел на него поверх очков сухощавый человек лет пятидесяти с плешью на темени, прикрытой зачесанными набок волосами.
— Я хотел бы получить консультацию, если можно, — Каменев поставил стул к заваленному бумагами столу и, повесив, плащ на спинку, сел.
— Вообще-то мы уже не работаем, — растерялся юрисконсульт. — И консультаций частным лицам не даем.
— Георгий Рафаэлович Отаров? Я не ошибся?
— Да… С кем имею честь?
— Майор Каменев из МУРа, — Каменев предъявил удостоверение, полагая, что этим пока можно ограничиться. — Александр Александрович, если угодно.
— Откуда вы, простите?
— Вы не ослышались: из Московского уголовного розыска.
— О-о!.. Мы хоть и не «Тмутаракань», но с москвичами не каждый день доводится встречаться. — Отаров встал, прошел к подоконнику, у которого стоял журнальный столик, и включил кофеварку. Затем достал из шкафа две фаянсовые чашки с блюдцами. — Может, коньячку? — спросил он, вперив в гостя выжидательный взгляд.
— Вы ведь работаете? — заговорщицки прищурился Каменев. — Да и я вроде не к теще на блины приехал…
— А я вам блинов и не предлагаю, — вернулся за стол Отаров, прихватив в шкафу полбутылки «КВ».
— Старые запасы? разглядел этикетку Каменев. — Сто лет такого не пил.
— Не столько запасы, сколько друзья. Надеюсь, не поймете превратно — плата за консультацию. У нас тут куча всевозможных контор, треть из которых не в состоянии содержать собственного юриста. По глобальным вопросам они получают платную консультацию через перечисление на счет фонда. А по мелочам я всегда помогу бесплатно. Хотя каждый норовит время от времени притащить то кофе, то коньяк, знаете ли…
— Вы уж меня извините, Георгий Рафаэлович, я без кофе и коньяку… Правда, и по вопросу пустяковому… Курите?
— Курю. Спасибо. — Отаров взял сигарету из протянутой пачки. — Только не могу представить себе, что это за вопрос, по которому юрист-профессионал из Москвы едет консультироваться в Южанск. Выпьем?
— Попозже, — Каменев взял с тарелки печенье, откусил и поинтересовался невзначай. — А что это за фонд у вас — «Прометей»? Храните огонь?
Отаров расставил чашки, присел к столику, на котором начала булькать кофеварка.
— Фонд социальной защиты, — ответил. — Существует на добровольные пожертвования физических и юридических лиц и организаций.
— И кого же вы защищаете?
— Тех, кому Прометей дал огонь — людей, конечно. Малообеспеченные слои населения, защитников Отечества — я имею в виду офицеров и их семьи. Выделяем беспроцентные ссуды под застройку жилья, оплачиваем пенсии — словом, пытаемся по мере сил восстанавливать справедливость, посредничаем между богатыми и бедными, так сказать.
Он налил в чашки кофе, понес к столу.
«Так быстро готов кофе? — удивился Каменев. — Вода наверняка была уже горячей… Значит, он пил до меня?.. Но тогда почему чашки в шкафу?..»
— Помнится, Прометея за это распяли? — улыбнулся он.
Отаров засмеялся:
— Распяли Христа. Прометея приковали к скале цепями. Но нам это не угрожает. Зевса-то нет, Александр Александрович, — он посмотрел Каменеву в глаза. — Так в чем же ваш пустяковый вопрос?
Каменев держал рюмку в кулаке, согревая коньяк.
— Да я к вам, собственно, не как к юрисконсульту…
— Вот как? Интересно!
— …а как к бывшему прокурору по надзору за исполнением наказаний… — Он отставил рюмку, полез в дипломат. — Скажите, Георгий Рафаэлович, это ваша подпись?
Отаров нацепил очки, внимательно, от корки до корки прочитал акт о приведении приговора в исполнение и недоуменно воззрился на опера.
— Моя…
— Вы уверены?
— Да. Но этот документ не подлежит выносу из архива…
— Я уполномочен Генеральной прокуратурой России.
— Вот как? А почему вас интересует именно Сотов? Мою подпись можно найти на сотнях подобных документов. Я проработал…
— Восемь лет, я знаю, — спрятав бумагу в дипломат, Каменев набрал шифр замка. — А вы не догадываетесь, Георгий Рафаэлович?
— О чем?
Каменев не счел нужным повторять вопрос дважды, он выжидательно смотрел на бывшего прокурора.
— Что вы говорите загадками, ей-богу? — убрал тот руки под стол. — Скажите, в чем дело — я вам отвечу. Вы пришли спросить, чья это подпись? Я ответил, моя.
— Я пришел спросить, кому вы вместе с врачом Игнатием Давыдовым передали приговоренного к смертной казни Сотова? Кому, по чьему приказу или с какой целью, Отаров? — Каменев почувствовал, что юрисконсульт нервничает, и решил дожать до конца: — Он был единственным, чей приговор неофициально не приведен в исполнение, или в архиве есть еще фиктивные акты с вашей подписью?.. Чтобы не говорить, по вашему выражению, загадками, поставим точки над «i»: Сотов, «расстрелянный» в 1983 году в присутствии надзирающего прокурора Отарова, находится у нас.
Все это Каменев произнес голосом просителя — деликатно, тихо, не убирая с лица любезной улыбки. Он блефовал, но никто не смог бы уличить его в этом — просто не уточнил, что Сотов мертв.
Отаров застыл на несколько секунд, но тут же обрел уверенность, руки его снова легли на крышку стола — загорелые, холеные руки с ровно пульсирующими жилами. На лице застыла надменная улыбка.
— Вот и спросите у Сотова, кому и с какой целью, — сказал он, пожав плечами. — Стоило ли ехать за две тыщи километров от Москвы?.. Нет, если это обвинение в…
— Ни в коем случае, Георгий Рафаэлович, ну что вы! — заговорил Каменев дружелюбно. — Я просто задал вопрос, который вынужден был задать в силу никому (кроме Господа Бога, разумеется) не понятных обстоятельств воскресения этого рецидивиста. А как бы вы поступили на моем месте? Портретное сходство, особые приметы — все совпадает, в монодактилоскопической картотеке его отпечатки, а по данным МВД — расстрелян десять с половиной лет назад…
Отаров молча выпил коньяк. '
— Похоже на допрос, — выдавил он из себя едва слышно.
— Да какой же может быть допрос, Георгий Рафаэлович? — простодушно улыбнулся Каменев и, не сводя с него пристального взгляда, отпил глоток кофе. — Сидят за столом юрисконсульт благородного фонда и опер из МУРа, пьют коньяк и пытаются восстановить картину далекого прошлого.
— А что он сам говорит?
— Кто?
— Ну, этот… Сотов?
— А-а… Молчит.
— Крепкий орешек попался? — усмехнулся Отаров.
