— Минут через пять. Пытался держаться, зарядку делал — не помогло. Подумал, надо позвонить, чтобы подменили… а дальше не помню.
— Не догадывались о том, что вам подсыпали снотворное?
— Нет. Чай с мятой, приятный такой…
— Доктор Примитилов заходил в палату?
— Заходил. Пощупал пульс, сказал что-то типа «порядок» и ушел.
— А медсестра?
— Вначале Лида, потом Зоя. Лида капельницу меняла, а Зоя пришла в восемь, поздоровалась, сделала укол.
— Что колола?
— Анальгин, я посмотрел ампулу… Петр Иванович, в чем моя вина? Я, что, не должен был пить чай?
— По большому счету — нет. Только до большого счета вы еще не доросли, лейтенант. Почувствовав, что засыпаете, обязаны были бить в рельсу!.. Я отстраняю вас от работы в бригаде, хотя не исключено, что завтра отстранят меня самого. И правильно сделают: я не должен был включать вас в эту работу вообще.
— Почему?
— Хотя бы по тому бравурному тону, которым вы заявили мне утром, что здесь «муха не пролетит». Идите, пишите рапорт.
Крильчук вышел. Громко тикали часы на столе Крабова. Петр ходил по кабинету, борясь со сном, ждал звонка.
— Анатолий Дмитриевич, что из себя представляет этот Примитилов?
Крабов неопределенно развел руками. Петр уже успел привыкнуть к этому его жесту, которым он начинал ответ на всякий вопрос.
— Хороший хирург, — ответил Крабов. — Работает год с небольшим. Пару раз я замечал, что выпить не дурак, но на работе это не сказывалось, я и сам, знаете ли, иногда себе позволяю… Что еще?.. Был у нас с ним один конфликт. Не досчитался я как-то упаковки ампулированного промедола. По суточному назначению никому вводить не полагалось. Стал разбираться с медсестрами, те — в слезы: не знаем. Вызвал Примитилова, ничего толком не добился, он нахамил, хлопнул дверью… Потом купил где-то на черном рынке упаковку, швырнул мне на стол, я его за дверь выставил… Неделю без малого он не появлялся, потом пришел как ни в чем не бывало, да я не стал конфликт возобновлять.
— Давно это было?
— Месяц тому назад.
— А Зоя?
— Зоя у меня лет пять работает, опытная, покладистая. Кстати, у них с Примитиловым, по-моему, романчик намечался, не знаю, как сейчас.
— Даже?
— А что, это имеет какое-то значение для следствия?
От телефонного звонка оба вздрогнули, Петр схватил трубку.
— Да! Швец!
Звонил Славик Воронков.
«Петр Иванович, в заварочном чайнике — триазолам. Снотворное, действие которого усиливается алкоголем».
— Точно?
«Обижаете!.. Пустяковый анализ оказался. Кстати, мы этот алкоголь тоже установили».
— Где? В чайнике?
«Ну. Знаете, что это?»
— Знаю, — улыбнулся Петр. — Мятный ликер?
«Угу. Вам заключение везти?»
— Спасибо, Славик. Завтра в прокуратуру привезешь, иди спать. — Петр положил трубку, попросил Крабова: — Извините, Анатолий Дмитриевич, вы не могли бы сюда пригласить Зою? А сами, пожалуйста, побудьте в ординаторской и, разумеется, с Примитиловым ни о чем говорить не нужно.
Врач молча и, как показалось Петру, недовольно вышел. Петр закурил, приоткрыл фрамугу. Положил на стол несколько чистых листов бумаги.
— Можно? — вошла медсестра.
— Входите, Бобровникова, садитесь. Побеседуем?.. Вернее, беседа наша будет односторонней: я — вопрос, вы — ответ. Ясно?
Девушка кивнула.
— Да или нет?
— Да…
