— Поделитесь? — Илларионов почувствовал прилив сил. — Заинтриговали, надо признаться — аж сон прошел.
Лунц опять захохотал от души.
— Поделюсь, поделюсь, Алексей Иванович, даже в заключении напишу. Не привык к бездоказательным фактам, это вам только помешает. Нам нужно было определить причину смерти, мы ее определили, а остальное уж потом, завтра… сегодня, то есть. Приду днем и повожусь с этим «Леонидовым» основательно. А сон у вас не от моих домыслов, а от змеиной желчи прошел.
— От чего-о-о?! — округлил глаза Илларионов.
Стало ясно, что так веселило судмедэксперта все это время.
— Ха-ха-ха!.. Самой настоящей, ей-богу!.. Мне из Китая привезли, со змеиной фермы. Они там вскрывают желчный пузырь гремучей змеи и набирают в стакан желчи. На змее все потом зарастает, как на собаке… Ха-ха-ха!.. Операцию можно повторять периодически… Горько?.. Зато вы теперь сутки — как огурчик! Правда, сам я еще не пробовал — противно. Решил на вас испытать… Ха-ха-ха!..
Лицо Илларионова исказила гримаса отвращения.
Лейтенант Сергей Крильчук направлялся в сторону дома. Даже если бы в это время суток работал транспорт, он все равно топал бы пешком до самого Известкового переулка, где они с женой, сынишкой и отцом-инвалидом жили в двухкомнатной старой квартирке. Сегодняшнее происшествие можно было считать первым нокдауном в его двадцатипятилетней, до сих пор безупречной и целеустремленной жизни. Он и шел, как после настоящего нокдауна: ноги подрагивали, стучало в висках, во рту ощущался сладковатый, приторный до тошноты привкус. Позади остались школа, завод «Серп и молот», сверхсрочная в ПВ, курсы, счастливое супружество, романтические устремления, рождение первенца Артемки, планы, мечты; впереди вместо нового назначения, обещанной к лету девяносто пятого квартиры в Бирюлеве, рекорда в многоборье и звездочки на погонах — пустота, безвестность, с маленьким огоньком надежды лишь на то, что поймут, простят и хотя бы не вытурят из органов насовсем. Вчера еще уверенный в перспективе, при-. шедший не в трижды проклятый аппарат ГБ, а в обновленный — ФСК, по новому набору, по конкурсу, а значит признанный достойнейшим из лучших, сегодня Крильчук уже не чувствовал превосходства силы и молодости.
Одинокий пьяница, завидев его, помахал неприкуренной сигаретой и, перейдя улицу, направился «перехватить огоньку».
— Зема, прикурить дай…
Сергей остановился, достал из кармана спички.
«Неужели ни в чем нельзя быть уверенным до конца? — думал он. — Даже в том, что симпатичная сестричка не сыпанет тебе снотворного в чашку ароматного чая?..»
Пьяный качнулся, уперся кончиком сигареты в спичечную головку, погасил пламя.
— Извини, брат…
— Да ничего, бывает, — Сергей чиркнул новой спичкой. На сей раз проситель, стремясь устоять или унять дрожь в руках, ухватился за его запястья, прикурил, но рук не отнял — наоборот, сжал их мертвой хваткой. Сергей попытался выдернуть руки, но тщетно. Он сразу все сообразил, не растерялся и уже оторвал ступню от тротуара, чтобы, согнув ногу в колене, резким «киковым» ударом в пах заставить неожиданно протрезвевшего противника освободить захват, но в ту же секунду человек протащил его руки вправо на себя, развернулся так, что они оказались у него под мышкой, подсек бедром заведенной вперед левой ноги, и Сергей, перелетев через нее, больно ударился спиной об асфальт. Руки вдруг освободились, но в ту же секунду человек с молниеносной быстротой провел добивающий удар правой в голову, с резким выдохом и реверсом противоположной руки — характерный прием «киокусин-кай»… Рядом скрипнули тормоза, в лицо пахнуло теплом разогретого двигателя, где-то над головой захлопали дверцы, несколько человек подхватили его, как пушинку, бросили в багажник и захлопнули крышку.
Это был нокаут.
При употреблении одного порошка триазолама сон наступает через двадцать минут и длится часов восемь-десять. Все же, кто пил чай — и Крильчук, и Зоя, и Примитилов — показывали, что ощутили сонливость едва ли не сразу, в пределах пяти минут; и то, как нетвердо они держались на ногах, и как отвечали на вопросы — вяло, заплетаясь, глядя в никуда, — говорило о значительном превышении дозы. Но если тренированный чекист еще кое-как справлялся с одолевавшим его сном, а в состоянии медсестры доминировал испуг, то с врачом Примитиловым дело обстояло иначе: помимо снотворного, он принял изрядную дозу спиртного, катализирующего действие триазолама, и теперь вел себя развязно, нагло, сидел, закинув ногу на ногу, развалясь, и то и дело норовил сомкнуть веки. Во время разговора с Бобровниковой Петр процентов на шестьдесять был уверен, что смерть Лжелеонидова не была естественной; к началу допроса Примитилова он знал об этом наверняка.
— Итак, Примитилов, вас разбудили и вы узнали о том, что больной из восемнадцатой мертв. Вы догадались, что это дело рук вашего приятеля?
— Какая разница?!
— Отвечать!
Окрик возымел действие, врач снял ногу с колена и выпрямился.
— Ну, догадался.
— Без «ну», если можно. Дальше что было?
— Дальше вы сами знаете.
— А я вас спрашиваю.
Примитилов качнулся, теряя равновесие, но капитан Арнольдов, в присутствии которого проходил допрос, поддержал его за плечо.
— Не помню.
— А вы вспомните.
— А я не помню.
— Или не хотите отвечать?
— Или не хочу. Имею право.
— Имеете. Тогда сядьте вот сюда за стол и напишите… Валера, помоги ему пересесть.
Арнольдов подтолкнул упирающегося Примитилова к столу, и тот безвольно плюхнулся в мягкое крабовское кресло.
— Что писать?
— Все. Где познакомились с Володей.
— В баре познакомились, я же говорил…
— Пишите. При ваших замашках, оправдывающих фамилию, вы завтра откажетесь от своих слов и скажете, что давали показания под воздействием лекарства или силового давления. Так что посидите тут, вспомните, что было после установления вами факта смерти больного из восемнадцатой палаты, что вы сказали Бобровниковой, когда поняли, что ваш приятель исчез…
— Ничего я ей не говорил!
— Врете. Зачем врете-то, Примитилов? Вы сказали ей молчать о том, что пили ликер, коньяк, и о том, что приводили этого Володю в больницу.
Примитилов криво усмехнулся.
— С-сучка, — процедил он.
— И без выражений! Что вы корчите из себя бывалого рецидивиста?.. Чем вы пытались запугать медсестру, Примитилов?
— Да не пугал я ее…
— Опять врете! Хотите, чтобы я напомнил вам историю с промедолом? Вы ведь отлично знали, что хищение коробки ампулированного промедола — дело Бобровниковой. Но Крабову об этом не сказали, более того — возместили пропажу. Почему?
— Ну… хотел спасти… ее бы уволили…
— Что вы за лжец, Примитилов! В обмен на свое молчание вы предлагали ей сожительство. Так или нет?
