Бригадира и Ботова вытолкнули из машин, пинками подогнали к кузову:

— Открывай! Быстро!

— Да вы что, пацаны? — упирался Бригадир. — Там же пломба! У нас бумаги на опасный груз, менты и те права на досмотр не имеют!

Щербатый оказался доморощенным каратистом с расшатанными нервами — круто развернувшись, приложил подошву промеж лопаток Бригадира:

— Подотрись своими бумагами!..

Бригадир успел подставить руки, но грудью все же впечатался в борт, издав короткий крик. Ботов подбежал к прицепу, сорвал пломбу, проворно расшнуровал тент. Налетчики открыли замки, борт с лязгом упал, и в ту же секунду Ботов с Бригадиром, как по команде, нырнули под кузов.

— На землю всем!!! — раздалась душераздирающая команда из фургона.

— Ле-е-ечь!!.

— Мордами вниз!!.

Несколько длинных автоматных очередей разорвали лесную тишину; из фургона, крича и матерясь, высыпало восемь человек в масках:

— Бросай оружие!!.

— Стволы на землю, суки!!!

Средств не выбирали — кого-то достали пули, на головы, плечи, спины посыпался град ударов прикладами и ногами, месили до конца, без пощады, тут и там слышались голоса: «Кто навел, сволочь?!», «Говори, кто у вас на таможне?!.» Глаза Бригадира налились кровью, хрипя туберкулезными легкими, он осатанело избивал бугая, уже не сопротивлявшегося, лежавшего без движения, но так ничего и не сказавшего.

Двое подхватили живучего коротышку, поволокли к «девятке», бросили под горловину бака. Бригадир отвинтил пробку, швырнул в кусты; Ботов заученно сунул в бак шланг, прозрачная желтоватая струя полилась на одежду, лицо, волосы коротышки. Он пробовал кричать, но пробегавший мимо каратель ударил его каблуком в челюсть.

Семерых окровавленных, бездыханных, раскачав за руки, за ноги, на счет «три» побросали в кузов «Урала», тела с грохотом падали на деревянный пол.

Бригадир присел на корточки, щелкнул зажигалкой:

— Считаю до одного. Кто навел?

Коротышка, булькая кровью из раздробленного рта. рванулся, залепетал, таращась на Бригадира готовыми вылезти из орбит глазами:

— Н-не на-до!.. все… с-скажу!.. Ну?!

— Т-таможенник с-сообщал… там-можжжженник Ш-шепило… инспектор Ш-шепило!..

— Четвертого мая про скандий тоже он сообщил? — Он!..

— А ему об этом откуда известно?!

— Н-не знаю эт-того… чч-честно!..

Коротышку бросили в кузов «Урала» последним. Закрыли борт. Бригадир вскочил в кабину, вырулил на лесную дорогу и помчал к Березине.

Две толстых доски во всю длину камазовского прицепа пандусом легли на поляну, по ним из-под тента выкатились джип и «восьмерка».

— Уходим! Быстро! — скомандовал кто-то из карателей. Факелами вспыхнули «девятки» рэкетиров — им они больше не были нужны.

До узкой горловины пункта таможенного досмотра было метров пятьсот. Засунув руки в карманы, Влад не спеша направился к шлагбауму. Грузовики стояли в два ряда.

Россию перекачивали на Запад.

Россия Мехова не волновала, для него она давно перестала существовать. Пустое пространство, на котором выживают сильнейшие. Тонны сырья, люди, березки — все было давно просчитано и оценено. Все повязаны единым тарифом — те, что не продавались, ходили под прицелом.

Лично о нем, Мехове, Россия не заботилась: сорок «рэ» материной пенсии на троих, баланда в колонии, одни штаны на два года в детдоме. Мерз и голодал, покуда не научился заколачивать на пропитание кулаками.

Минут сорок он покрутился у шлагбаума, наблюдая за суетой таможенников. Инспектор Шепило выходил из помещения редко — только когда пахло солидным наваром от «алок» с прицепами или возникали конфликты с иностранцами. Все больше шустрила какая-то «гестаповка» с каменным лицом — кричала на всех, отбирала документы, сопровождала выборочно на личный досмотр. Очередь продвигалась медленно. Концентрация выхлопов вышибала слезу.

Главным было выяснить, кто поставлял Шепиле сведения о грузе. Влад должен был пригласить таможенника в машину и потолковать с ним с пристрастием или без — это как получится. Планы изменились, когда Шепило вдруг обошел приземистую контору и углубился во двор к каменному гальюну. Тучи стянуло, сумерки уплотнились, никого во дворе не оказалось — такое вот стечение обстоятельств, не воспользоваться которым Влад не мог. Перемахнув через кусты, он стал под навес курилки.

На ходу застегивая ширинку, Шепило спешил по тропинке КПП.

— Шепило, — негромко окликнул его Влад. Тот остановился. — Покурим? Потолковать надо.

Таможенник торопливо огляделся, шагнул под навес. Конфиденциальность сулила наживу. Был, конечно, риск нарваться на проверку, но кто не рискует, тот не работает на таможне.

— Ты взял деньги за недосмотр транспорта с металлом, а сам навел на нас рэкетиров. Или ты добровольно сдаешь своего информатора, или выпадаешь из обоймы, как отстрелянный патрон — по инвалидности тебе никто отстегивать не будет.

Шепило сделал круглые глаза и стал похож на министра, потерявшего портфель:

— Какого… информатора?.. Каких рэкетиров?!

Влад мертвой хваткой вцепился в воротник его кителя, притянул продажного таможенника к себе:

— Мы «пустышку» прогнали!! Первый раз на лапу берешь? — проговорил, дыша угрозой в раскрасневшееся лицо. — Кто тебе про скандий нашептал, сволочь?!

Шепило рванулся, попытался обеими руками сверху отбить захват, но Влад опередил его — встретил нырок ударом колена. Голова инспектора откинулась, каркас под шиферным навесом гулко вздрогнул. Можно было исправить положение, пригрозив разборкой по месту жительства, но двуличный инспектор выхватил вдруг длинноствольный пистолет, и теперь уже ничего, кроме радикальных мер, не оставалось: упредив выстрел, Влад рубанул инспектора пяткой в грудь, а когда тот упал, провел серию добивающих ударов по печени.

Двенадцатизарядный «Майами» он подбирать не стал, рванул через кусты вдоль пакгауза — туда, в хвост колонны, пригибаясь и стараясь не попадать в перекрестья включенных фар.

3

Круги улеглись, и серая, как вечер, поверхность Березины словно остекленела. Шалый, чувствуя, как рвется пористая ткань легких, в последний раз ухватился пятерней за водоросли, подтянулся к мостовой опоре. «Конец… конец… конец…» — пульсировало в голове. Знал: один всплеск, один шумный вдох — и тот что с проворством каскадера выскочил из кабины «Урала» перед самым мостом, пристрелит. Он где-то здесь, на берегу, всматривается в марево сумерек, вслушивается в каждый шорох. Там, на дне, остались семеро; по расчету палачей должно было быть восемь и ни человеком меньше — свидетелей они не оставят.

Шалый медленно, придерживаясь за опору, вынырнул. Хватил широко раскрытым ртом воздух, потом снова и снова, радостно убеждаясь, что на ближнем берегу никого нет, и снова можно дышать, плыть, жить. Минуты через три он ощутил боль в простреленной икре; рот все время наполнялся кровью: языком пересчитал зубы — не хватало как минимум двух. Тело слабело от потери крови. Нужно было выплывать как можно скорее, пока не подъехала какая-нибудь машина и не обнаружила сломанных перил, пока не иссякли силы.

Шалый отцепился от опоры и поплыл на дальний правый берег — к леску, где можно было отлежаться. Он дохромал до «железки» и, рухнув в старый партизанский окоп, густо заросший травой,уснул.

Ночью к разрушенному мосту подогнали десяток машин с фароискателями. Из Минска вызвали

Вы читаете Каратель
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату