русскими. Никому не приходит в голову, что пельмени нужно готовить вручную.
— С ума сойти! Жаль, что я уже налепила, а то бы испробовали.
— Вот сюда заправляешь фарш, а сюда — тесто… Женька выставил огромную стеклянную кружку — подарок немецкого коллеги Шумана:
— Это, Саныч, опять тебе. Привет из Франкфурта!
— Лучше бы мне этот «привет» там и вручили.
— В сентябре поедете с Викентием в Вену. Агентство Вольфганга Юнгера приглашает.
— Насовсем?.. — Каменев подумал, что-то шеф запоет, узнав, что в сейфе агентства «Шериф» на Первомайской осталось восемь тысяч рублей от единственной за его отсутствие клиентки Богданович, да и то покойной.
Позвонил Алексей Иванович из следственного управления, просил его не ждать — задерживался по делам. Женька трижды звонил Викентию, хотел видеть и его, и Ванечку, которому он привез замечательный сигнальный «вальтер-компакт» с патронами, но телефон молчал.
— Говорю же, уехали в зоопарк, Ваньке завтра в интернат возвращаться, — нажал пальцами на рычаг Старый Опер, сгоравший от нетерпения: на столе появилась литровая бутылка «Джонни Уолкер блэк лэйбл», из кухни тянуло мясом, Валерия и Катя споро распечатывали колбасную нарезку и кетовое филе, Ленка поливала майонезом шампиньоны.
«Пока все не выпью и не съем, — решил Каменев, — от стола не отойду. А утро вечера мудренее!»
Зоопарк на Решетникова действовал угнетающе, все эти клетки, шипы, загоны, аквариумы так или иначе ограничивали волю живых существ.
— Ну что ты, папа, — не соглашался с ним Ванечка. — Вот посмотри, что здесь написано: азиатский гепард, занесен в Красную книгу, был распространен на территории от долины Сырдарьи до Аравийского моря, а в настоящее время на воле осталось около десяти особей, зато в зоопарке — двадцать три! Они же на свободе погибнут!.. Или вот калифорнийский кондор…
Ванечка съел уже восемь порций мороженого и слегка осип, Решетников опасался, как бы к утру у него не разболелось горло. Они вошли в террариум, куда Решетников вообще заходить не хотел, но сын, любивший всякую живность, настоял и с восторгом
в глазах переходил от одной гадины к другой, с опаской разглядывая сквозь толстое стекло эфу и гюрзу, черношеюю кобру и гремучника.
«Вот этих надо за решетку, — думал сыщик, — на пожизненное, без амнистии!»
Они бродили уже часов шесть с одним заходом в кафе. Ванечка подолгу «гостил» у собаки динго, любовался краснозобой казаркой и белой совой, пытался кормить и без того раскормленного до неподъемного состояния гималайского мишку, наблюдал, как чистит клетку волка служащий. Решетников тоже смотрел на животных, читал таблички, но мысли его были далеко.
«…Допустим, Шелуденко с вокзала поехал на дачу к Богдановичам, чтобы взять деньги, и Кира его застукала… А что Ребров?..
Выяснить, можно ли попасть на дачу Богдановичей незаметно для Реброва.
А если сам Ребров забрал деньги? Кира застала его, и он ее убил?..»
Служащий с ведром и скребком на длинном черенке вышел из клетки, запер ее на замок, после чего потянул за ручку: на внутренней дверце отодвинулся засов, и острозубый волчара со свалявшейся серой в подпалинах шерстью заметался вдоль решетки.
«Как он, черт возьми, вышел из дома, если засов был заперт изнутри? — думал Решетников, присматриваясь к нехитрому устройству на волчьей клетке. — Надо непременно узнать, кому Богдановичи заказывали саженцы…
Предположим, пришла машина, Кира рассчитывалась и засветила крупную сумму… К черту! Тогда саженцы были бы во дворе или в пристройке, и следов было бы больше, и соседи увидели бы машину. Ей назначили время — пять часов, но машина могла не прийти. Она явилась с деньгами… Сколько эти саженцы могут стоить? Вряд ли это сумма, за которую убивают?.. Убивают?.. Почему «убивают» все-таки?.. Были ли вообще саженцы? Был любовник!
Она не хотела, чтобы видели соседи по дому, назначила свидание в Малаховке, а соседке Глаголевой сказала, что должны привезти саженцы. Отговорка — для оправдания своего визита на дачу… Любовник… Любовник… Как проверить эту версию?..»
— Атлантический морж обитал во всей Северной Атлантике, к середине двадцатого века был почти полностью истреблен, а сейчас его численность медленно, но возрастает…
Решетников обнял Ванечку:
— Ну что, зоолог, поехали домой? А то на следующий раз не останется.
— Тогда поедем в Санкт-Петербург! — нашелся Ванечка.
— А что, это идея! Я в Санкт-Петербурге еще не был, в Средней Азии, в Инте был, а там нет…
Строя планы на лето, они добрались до дома. По пути купили клейкого черного хлеба и «Докторской» колбасы и половину съели на ходу. Дома Ванечку ждал ананас, а вечером по НТВ показывали цирковую программу.
Позвонил Столетник, но поговорить не дал Каменев, вырвал трубку и стал кричать, чтобы Решетников немедленно приезжал, потому что водка уже на исходе, и пельмени на исходе, и его терпение тоже. Решетников ощущал усталость в ногах, а Ванечкины глаза и вовсе слипались, так что от гостей пришлось отказаться.
Еще звонила Маша, Ванечкина мать. С Решетниковым она разговаривать не стала, а попросила к телефону сына. И все равно по Ванечкиным ответам — подробным, восторженным — он чувствовал, что расспрашивает она его неспроста, видимо, жизнь с журналистом дала трещину. Раньше она не звонила сюда и даже в интернате появлялась только по нечетным числам — из-за стыда перед преданным мужем.
Викентий оставил Ванечку разговаривать и ушел в ванную, а когда вернулся, сына в комнате не было. Он заглянул в освещенную кухню… и замер. Ванечка сидел за устланным льняной скатертью столом и, скрестив руки, пристально смотрел на стакан, наполовину заполненный водой. Решетников тоже уставился на стакан, который… медленно отодвигался от Ванечки в его сторону. Сын даже побагровел от напряжения, выдохнул, стакан на несколько секунд остановился, а потом… Потом поехал дальше — медленно, плавно, до самого края стола.
— Это… что? — шепотом спросил Решетников.
— Телекинез, — ответил сын и, улыбнувшись, победно посмотрел на него. — Передвижение предметов в пространстве.
Решетников опустился напротив, внимательно посмотрел на сына:
— Как это?..
— Очень просто. Силой взгляда. Нужно только очень захотеть.
— Этого не может быть!
— Может. Ты же видел? Попробуй сам. Смотри на стакан и мысленно приказывай ему отъезжать. Только сосредоточься и не думай ни о чем постороннем, иначе не получится.
Решетников недоверчиво посмотрел на сына, но всеже перевел взгляд на стакан и стал смотреть на него, как заправский алкоголик с похмелья, ожидая чуда. У него ничего не получилось — стакан стоял на месте.
И тут Ванечка расхохотался от души, раскачиваясь и ударяя себя кулачками по груди так заразительно, что смех его передался отцу, и он тоже стал хохотать, еще ни понимая, в чем дело — должно быть, сделал что-то не так и был смешон со стороны в своей взрослой доверчивости.
— Нет, Ванька! Ну ты скажи, как это у тебя получилось, а у меня нет?!.
— Потому что ты не очень хотел!
— Да хотел я, хотел!.. Научи!.. Знаешь, как здорово будет, когда я от Каменева стаканы научусь отодвигать! Все обхохочутся!..
Ванечка смеялся до коликов.
— Правда, рассказать? — справился, утирая кухонным полотенцем набежавшую слезу. — Нет, ну ты
