объективная оценка со стороны.
Спрашивать, кто мог дать такую «объективную оценку», Евгений не стал — и без того было ясно.
— И что же было дальше?
— Дальше?.. Дальше, дальше… А! Дальше он поехал во Францию по линии Союза журналистов.
— Интересно. По логике акцентуированной личности, классифицированной Карлом Леонгардом как «демонстративная», Павел должен был использовать подобное предложение как повод для написания очередной статьи: «Журналиста хотят купить зарубежной поездкой», не так ли?
Полянский выразительно посмотрел на часы, пожал плечами.
— Вы психолог? — поинтересовался он, обозначив на лице подобие улыбки.
— Отчасти. Я перебил вас?
— Ничего страшного. Я думаю, от той поездки Павел не отказался потому, что она давала ему возможность опубликовать эту статью во Франции. К тому времени «Фальсификаторов» перепечатало «Русское слово» в Париже. А присутствие на европейском конгрессе независимых журналистов позволяло ему выйти на органы массовой информации других стран. Не знаю, насколько это предположение соответствует действительности. Я ответил на ваш вопрос, с каких пор в нем стали происходить перемены?
— А в чем они, эти перемены, выражались, Виктор Денисович? — спросил Евгений. — Вы смотрите на часы, я вас задерживаю?
— Нет, отчего же… Еще кофе?
— С удовольствием. — Евгений поспешно поднялся и пошел к буфетной стойке, упредив вялый порыв Полянского.
Резные столы из темного, благородной породы дерева в основном пустовали: не то переход губернии на капиталистический путь развития вносил коррективы в лимит рабочего времени, не то «нефтяники» почитали посещение буфета за роскошь. Цены здесь вдвое превосходили московские, тем не менее Евгений купил пару бутербродов, бутылку пепси и кофе, предполагая растянуть «ланч» на максимальное время: в велеречивом повествовании Полянского явно чего-то недоставало.
При виде бутербродов тот заметно оживился, отпустил несколько замечаний по поводу мокрого снега и влияния химической промышленности на климатические изменения во Вселенной.
— Нельзя ли от перемены климата к переменам в характере Козлова? — вежливо попросил его Евгений.
— Да, да… Вы спросили, в чем они выражались?
— И каковы были причины, по вашему мнению?
— О причинах я уже говорил: Шпагин подставил ему ножку. Другой бы, может, не обратил на это внимания — подумаешь! Но не Паша. Он был слишком честолюбив и раним.
— Виктор Денисович, а Нелли Грошевская не имела отношения к этим переменам?
Полянский усмехнулся, выдержал паузу, которой ему хватило на то, чтобы доесть бутерброд.
— Я с той же степенью вероятности могу предположить, что причина его дурного настроения таилась в контракте, который его вынудили подписать французские спецслужбы во время пребывания в Париже, — произнес он с плохо скрытой иронией. — Паша не посвящал меня в свои амурные дела.
— Но вы ее знаете?
— Знаю. Думаю, получись у них семья, они бы удачно дополняли друг друга. Он старше, мудрее, непримиримее. Она полна энергии, но более осторожна в силу недостатка опыта. Впрочем, я не психоаналитик.
— И не нужно, — обрадовался Евгений выводу, к которому пришел Полянский. — Расскажите мне только то, что видели.
— В смысле?.. Я что же, по-вашему, в замочную…
— Да нет же, Виктор Денисович! Я знаю, что в ночь, когда было совершено убийство, Нелли навещала Козлова. Случалось, ночевала у него и прежде.
— Люди взрослые. Иногда он оставался у нее. Было время… осенью… в редакции начинали подумывать о свадебном подарке. Потом у них что-то разладилось.
— Когда?
— Заметно это стало после возвращения Павла из Франции. Она перестала появляться, а Павел почти не выходил из комнаты, много работал. Несколько раз я видел его пьяным.
— Пьяным?
— Ну, не «в стельку», разумеется, а так… в изрядном подпиши. Чего раньше с ним не случалось. И уж тем более он никогда не пил в одиночестве, а утром третьего марта в его комнате оставалось восемь бутылок из-под красного французского вина «Рошель». Не знаю, чем оно ему так понравилось. Я пробовал, оно продается в супермаркетах. Так, ничего особенного.
— А что он писал?
— Что-нибудь о Франции, наверно. Рукописи изъяли.
— Он и раньше просил вас его будить или только в этот раз?
— Нет, отчего же, случалось и раньше.
— Вы стучали ему в стену?
— В дверь. Маринка с Вовкой в это время еще спят. Я выходил и стучал ему в дверь. Причем весьма настойчиво, по его же просьбе — пока не отворит. Потому что, бывало, он ответит: «Слышу, спасибо, Витя, встаю!», а сам переворачивался на другой бок и продолжал спать.
— Ясно. И что же Нелли?
— Нелли?.. А, ну да… Короче, недели за две до смерти, сразу после его возвращения из отпуска, у них произошла основательная размолвка.
— Вы сказали, из отпуска?
— Из краткосрочного — брал пять дней за свой счет.
— Куда он ездил?
— К матери в Сутеево. Так, по крайней мере, он сказал, — Полянский внимательно посмотрел в глаза Евгению и отчего-то померкшим, подозрительно-извиняющимся тоном произнес: — Я ведь уже говорил обо всем этом в прокуратуре?
— Возможно, но я не имею отношения к прокуратуре, — обезоруживающе улыбнулся Евгений. — Мы были просто приятелями. Войдите в мое положение: я приезжаю к нему в гости и вдруг узнаю, что его убили. И по рассказу вахтера получается, что вы — один из последних, кто видел его живым, и первый, кто узнал об убийстве. Понимаете? Что же мне, повернуться да yехать, ничего не узнав?
Евгений почувствовал, что в шаткую версию о праздном любопытстве Полянский не поверил.
— Да нет, конечно, — согласился он. — Но странно получается: его приятель спрашивает, что он был за человек.
Отказать ему в логике было трудно.
— Я знал одного Пашу, вы представили мне совсем другого, — буднично сказал Евгений и, откусив полбутерброда, попытался разрядить обстановку: — Что это у вас все так дорого, Виктор Денисович? С ума сойти!
— Экономическая свобода! — засмеялся Полянский. — Погодите, дойдет и до вас. Зарплата у нас, между прочим, тоже поболее. Бизнес. Предпринимательство на всех уровнях — возможности ничем не ограничены. Налоги плавают по усмотрению администрации — очень удобный способ ведения хозяйства. Скажем, нужно заполнить рынок товаром — сокращают пошлины на ввоз; нужно поднять химкомбинат — налоги на его продукцию сводят к минимуму, затраты ложатся на торговлю и другие предприятия.
— Так, кажется, повсюду в России?
— Должно быть так, Евгений Викторович, должно. Только Россия большая — пока-а от головы до хвоста дойдет! А потом, Россия ведет войны, ее раздирают противоречия на международной арене. Иногда кажется, что проблема обнищания собственного народа в правительстве значит меньше, чем драчка между сербами и хорватами. Впрочем, так было всегда. Еще Бердяев объяснял трудности российского становления непомерно большой территорией.
