— Но этих денег хватало только на дорогу, а Париж — город очень дорогой… самый дорогой в Европе, говорят…
«А я там собаку держу», — подумал Евгений, для которого самым дорогим городом оказался Приморск.
— Он попросил меня найти денег, обещал вернуть после возвращения… Я… у меня, в общем, есть один знакомый… Он одолжил до первого апреля. Когда Павел вернулся, я напомнил ему об этом… он сказал, что продаст видеокамеру и вернет. А когда его убили… Поймите, у меня не было другого выхода! Эти деньги… у меня нет таких денег, понимаете?.. Что мне было делать?..
— Кто этот ваш знакомый? — спросил Евгений.
Полянский попытался уйти от ответа:
— Понимаете, он не то чтобы мой знакомый…
— Короче, вы заняли деньги под проценты у ростовщика, — помог ему Евгений.
— Да. И под очень большие проценты.
— Почему Павел сам не занял?
— Ему бы не дали. Там не дают незнакомым. Сами понимаете — незаконная сделка… В общем, я согласился ему помочь.
— Сколько денег вы взяли у ростовщика?
— Шестьсот долларов.
— А сколько обязались вернуть ему в апреле?
— Семьсот.
— А камеру Войко продали за семьсот пятьдесят?.. Пятьдесят долларов — ваше вознаграждение за помощь Павлу, так?
Полянский достал носовой платок и стал протирать очки с таким усердием, что казалось, он выдавит стекла.
— Нет, нет, что вы!.. Мне не нужно никакого вознаграждения!..
— То-то вы пытались выторговать у Войко девятьсот долларов! — хмыкнул Евгений. — Рванули сразу же после того, как обнаружили труп, да еще пытались сделать бизнес, а?
— Да нет же! Девятьсот — полная стоимость камеры, я хотел отдать остальное матери Павла…
— Бросьте вы, Полянский! — поморщился Евгений.
— Да не мог я держать эту камеру дольше! Ведь никто не знал, что я брал деньги для Павла и должен их вернуть. Я бы не доказал!.. А ростовщик взял расписку, меня поставили бы «на счетчик», понимаете?.. И убили бы в конце концов!.. Через месяц одолженная сумма увеличивается вдвое, еще через месяц — опять… Ну что я должен был делать?! — Полянский готов был заплакать.
— Что было дальше?
— Дальше я дождался, когда вынесут труп, произведут осмотр, снимут показания…
— Снимают пиджак, показания берут. Рассчитались с ростовщиком?
— Да.
— Павел больше не должен?
— Нет.
— Что было потом?
Казалось, Полянский не услышал. Глядя на носки своих ботинок, он беспрестанно кивал, словно у него был нервный тик, и жадно втягивал дым.
— Потом я купил вина. Такого, как пил Павел. И сильно напился.
— Я не об этом. Кассета где? Ее-то вы не продали.
— Нет.
— Так где же она?
— Ее забрали.
— Кто, черт возьми?! — вывел его из прострации Евгений. — Кто?! Что вы резину тянете. Полянский?! Все равно ведь скажете!.. Ну?!.
Последовало минутное молчание.
— Вы можете дать мне гарантию… — начал было Полянский.
— Могу! — перебил его Евгений. — Я дам вам гарантию, что отпущу вас живым и даже не набью морду. Разумеется, если вы будете отвечать на мои вопросы вразумительно и быстро. Кому вы отдали кассету?
— Нелли, — шевельнул губами Полянский.
— Кому?!
— Нелли Грошевской.
— Зачем?
— Она позвонила мне и сказала, что если я не отдам кассету, то она скажет… кому следует, что я похитил камеру. Я сказал, что камеры не похищал, но она, оказывается, видела ее поздно вечером у Павла и знала, что утром милиция ее не нашла.
— Она что же, читала протокол осмотра? — вслух подумал Евгений.
— Я не стал выяснять. В том положении, в каком оказался я, не выбирают.
— Что было на кассете?
Полянский пожал плечами:
— Ничего, на мой взгляд, особенного. Париж, провинция… забыл…
— Аньер?
— Вроде. Виды: улицы, дома, машины, ограды, Эйфелева башня, собор Нотр-Дам, Лувр. Павел, его друг, жена друга — на улицах, за столом. Потом — Москва, вы с «президентом»… Алевтина Васильевна в комнате Павла, у нас… И в конце, наверно, то, что снял я.
— Почему «наверно»?
— Потому что я не видел. Где мне было просматривать? Марина весь день сидела дома.
— Вы что-нибудь слышали в ночь убийства?
— Вы уже спрашивали об этом. Я спал. Ничего не слышал.
— Но накануне же вы слышали, как стучала портативная машинка? — в том, что «диск-жокей» чего-то недоговаривает, Евгений был уверен. — Не вы ли, случайно, провели убийцу в комнату Павла?
— Я?! Убийцу?! Вы что, сумасшедший?!
— Трудно поверить, что он вошел сам. Это в три-то часа ночи? Павел впустил незнакомого человека и не поднял шума?.. Значит, либо это был знакомый, либо Павел оказывал сопротивление, и тогда вы не могли ничего не слышать: звукоизоляция в общежитии плохая.
— Но почему я? У Павла было много других знакомых.
— Например?
— Да все общежитие!
Оставалось либо прибегнуть к шантажу, либо взять его «на пушку»; можно было отвесить пару тумаков, и тогда он рассказал бы обо всем в стихах.
— Что ж, — вздохнул Евгений и встал. — Будем опрашивать все общежитие. И искать ростовщика. Могу вам железно пообещать, Полянский: я его найду. И если окажется, что вы заняли для Павла сумму меньшую, чем выручили за камеру…
— Зачем?! Зачем вам это нужно?! — плаксиво заговорил «диск-жокей». — Что это прибавит к делу?! Вы хотите втоптать меня в грязь?..
— Я хочу найти убийцу.
— Но я не знаю! Ничего больше не знаю! Почему я?.. Почему вам не поговорить с Грошевской?
— Грошевская ушла в час, Павла убили в три. При чем тут она?
— Это неправда, — окончательно капитулировал Полянский.
— Что неправда?
— Что Грошевская ушла в час ночи.
Евгений снова сел, пристально посмотрел на него:
— Что вы хотите этим сказать?
— То есть, может, она и ушла, но… потом вернулась.
