— Ладно, тогда давай начистоту… Значит, ты честный, да? Ты не продаешься, взяток не берешь, ты для народа стараешься, народ тебя любит. А по отношению к тем, кто тебе эту любовь купил у народа, это честно? Кто сделал все, что теперь приписывается тебе, честно?
— Это не люди, — решительно возразил Гридин, — это бандиты, Аркадий. И все, что они сделали, они сделали исключительно для себя.
— На таких «бандитах», Костя, держится вся промышленность, вся экономика и культура. В Приморске, Москве, Вашингтоне и во всем цивилизованном мире. И не надо демонстрировать мне свою коммунистическую нравственность! Как будто ты не понимаешь, что ценности — это ценности, то есть вещи, которые можно купить и продать. А все остальное — воздух!
— На чем держится? — Гридин высказался, напряжение спало, взамен пришла усталость, и от усталости этой спокойный тон удавался ему без особого усилия. — На наркотиках?.. На оружии?.. На торговле наемниками или на спекуляции нефтью?.. В Москве и в Вашингтоне — может быть, а здесь после выборов это прекратится, я тебе обещаю.
— Думаешь, они тебя выберут?
— Меня народ выберет.
Хализев задержал на нем долгий, презрительный взгляд. Погасил окурок, вытер губы салфеткой и встал.
— Спасибо за компанию, Костя. То, что, как оказалось, я служил мелкому хозяину, не делает мне чести. Лжец ты, а не я. Ты себе лжешь. Тебя выбрал Иван Вениаминович Дорохов в 1973-м, а не народ в 1992-м.
— А ты знаешь, что он сказал мне однажды? — Гридин тоже встал. — «Не верь тому, кто служит мелким хозяевам — такие рано или поздно предают».
Ни тот, ни другой уходить не спешили, стояли через стол друг напротив друга и смотрели друг другу в глаза.
— Хочешь выйти из игры? — спросил Хализев. — Это равносильно объявлению войны. Тебя предостерегали от одиночества. Оно для тебя смертельно.
— Я ни во что и никогда не играл. И ты это знаешь. Не нужно пугать меня ни одиночеством, ни киллерами.
— Киллера послала Москва, Костя. Им здесь необходим свой человек. Возможно — твой соперник на выборах Берлинский, возможно — кто-то еще…
— А вам нужен я. То-то вы меня так усиленно охраняете. Моя смерть — это ваша смерть.
— Кому это «вам»? — уцепился за соломинку Хализев. — Разве мы с тобой по разные стороны баррикад? Чего тебе надобно, губернатор?
— Быть тем, кто я есть. Иначе пусть в мое кресло посадят восковую куклу.
Из «Таверны» они вышли вместе. Сели каждый в свою машину и разъехались в разные стороны.
* * *
В приемной его ожидал Дворцов. Нагловатому, самоуверенному полицейскому Гридин не верил, тем паче, что и генерал стоял «по ту сторону баррикад», как полчаса тому назад выразился Хализев. Не ответив на приветствие, он распахнул дверь кабинета и пропустил Дворцова вперед.
— Что плохого, Геннадий Матвеевич? — походя бросил губернатор, усаживаясь в кресло и жестом приглашая посетителя занять место напротив.
— Почему вы так решили? — удивился Дворцов. — Обязательно плохое?
— К делу, генерал.
Дворцов инстинктивно полез в карман за сигаретами, но, наткнувшись на ледяной взгляд хозяина кабинета, закурить не решился.
— Нашли мы этого уголовника. Октябренка.
— Вы?
— Мои люди. Наряд ППС.
— И что он говорит?
— Он ничего не говорит. Мертвые не разговаривают. Нашли труп в квартире, принадлежащей некоему Зинину, без вести пропавшему.
— Что значит «без вести пропавшему»?
— У Октябренка был ключ, он там ночевал. Квартира в запустении, по свидетельству соседей Зинин исчез с появлением квартиранта. Думали — сдал квартиру, а сам поехал к родственникам. Запросили Самарское УВД, те сообщили, что у родственников…
— Кто этого Октябренка убил, выяснили? — перебил его Гридин.
— В квартире появилась женщина, возможно — сожительница. Дактилоскопические узоры в банке данных МВД отсутствуют.
— Короче, если я вас правильно понял, смерть этого рецидивиста ставит точку в поиске наемного убийцы, так?
Дворцов замялся. Губернатор говорил таким тоном, будто он, начальник УВД, виновен в убийстве рецидивиста.
— Почему же? Игорь Осипович занимается этим Портновым. Он вам может доложить подробнее. По тому, что знаю я, след ведет к Новацкому.
— Новацкий восстал из гроба и нанял киллера в отместку за свою смерть, так?
— До того, как лечь в гроб, Константин Григорьевич.
— Спасибо, утешили! Новацкий мертв, «пионер» этот — мертв, и концы в воду!.. — Гридин обошел вокруг стола, заговорил отрывисто, пристукивая по полировке костяшками пальцев: — Все! Заканчиваем эту галиматью, Геннадий Матвеевич! Разбирайтесь сами, город прошу не терроризировать. Как поняли? Прием!
Дворцов встал, сверкнул глазами и набычился:
— Не понял.
— Специально для милиции разъясняю: полк ВВ за черту города вывести — раз; совместное патрулирование прекратить — два; охрану губернатора осуществлять в нормальном режиме — три.
— Я не занимаюсь охраной губернатора, — обиженно проговорил генерал.
— А чем, черт подери, вы занимаетесь?! — не сдержался Гридин. — Ничем вы не занимаетесь! Ни одного преступления не раскрыли! Кто убил журналиста?..
— Этот вопрос можно задать и Федину, и Давыдову.
— А я у вас спрашиваю! Или вы устранились от расследования?
— Ищем.
— И как долго собираетесь искать?
— Скоро найдем.
Гридин махнул рукой, что означало не то «так я вам и поверил», не то «свободен».
Дворцов предпочел второе значение жеста.
В кабинет вошел пресс-секретарь администрации Иосиф Волков.
— Константин Григорьевич, в конференц-зале собрались журналисты.
Гридин тяжело опустился на стул и долго молчал, будто не слышал того, о чем говорил Волков. Наконец поднял усталый взгляд на вошедшего:
— Какие журналисты? «Специально аккредитованные»?
— Конечно.
— В штатском.
— Простите?..
— Отмените пресс-конференцию.
Волков не уходил, смотрел на губернатора, надеясь, что последуют разъяснения столь странного и неожиданного решения.
— А что им сказать? — спросил он тихо.
— Скажите, что я отвечу на их вопросы, когда устранят технические неполадки на телевидении и предоставят мне прямой эфир.
