— Билли уже почти тринадцать лет, и он совсем не такой ребенок, как вам кажется, — отвечала Салли. — Я полагаю, он сам решит, что ему делать. Во всяком случае, я уверена, что Том предоставит ему решать самому.
— Но ведь я мать! — жалобно воскликнула Эми. — Имею же я какое-то право…
— Не говорите мне ни о каких ваших правах на сына Дика, — сказала Салли.
Уверенность и самодовольство Эми разом исчезли. Она приготовилась к неприятному разговору с матерью Дика, к обвинениям, упрекам, быть может, даже к оскорблениям. Но она не сомневалась, что, говоря о Дике и взывая к сочувствию Салли, сумеет преодолеть ее враждебность. Однако Салли слушала ее совершенно безучастно, с каменным лицом. Эми пришлось убедиться, что миссис Салли не обманешь громкими фразами — она видит в ней чужого человека, который посягает на то, что ему не принадлежит. Салли винит ее в смерти Дика и считает, что ей нельзя доверить собственного сына.
Эми почувствовала себя разоблаченной, и ей стало неловко. Какое невыносимое положение, с этим же невозможно мириться. Она нетерпеливо поежилась — ей пришла в голову утешительная мысль: она богата, у нее положение в обществе. Пусть миссис Гауг и не пробует отнять у нее Билли, сказала она себе. Она твердо решила вновь заполучить сына в полную собственность. Так же твердо, как когда-то решила выйти замуж за Дика и завладеть всем, чего ей захочется в жизни.
Эми поднялась, шелестя жестким шелком платья.
— До свиданья, миссис Гауг, — сказала она с преувеличенным достоинством. — Я надеялась, что вы не будете так суровы.
С возмущенным видом она быстро направилась к калитке. Шофер в белых перчатках подскочил, поспешно распахнул перед нею дверцу сверкающего автомобиля Пэдди Кевана, и машина тотчас плавно понеслась к Боулдеру. Салли хотелось бы предупредить Эйли о посещении Эми; впрочем, она была уверена, что Том и Эйли сами сумеют справиться с этим.
Эми помнила улицу, где жили Том и Эйли, хотя вдоль ее, вплотную друг к другу, выстроилось теперь еще много точь-в-точь таких же домишек. Эти длинные, протянувшиеся по плоской красной равнине улицы, застроенные тесными, убогими жилищами, были с детства знакомы ей. Эми с отвращением смотрела на них, на садики возле домов, на пожухшие, пыльные плети дикого винограда, свисающие с узких веранд, на коз, роющихся в отбросах, сваленных в придорожную канаву, на зловонные уборные, вытянувшиеся в ряд позади домов. Она знала, каково в этих домах летом, в жару и духоту, когда нещадно палит солнце и то и дело налетают вихри, принося ядовитые газы с рудников и поднимая в воздух клубы красной пыли.
«Господи, как я счастлива, что вырвалась из этой дыры!» — воскликнула про себя Эми, окончательно утверждаясь в своем намерении забрать отсюда Билли.
Нечего и пытаться разжалобить Тома разговорами о скуке и материнской тоске, решила она. Нужно выставить на первый план те преимущества, которые получит Билли, уехав с нею: ведь для него же важно закончить образование за границей, поступить в Оксфорд или Кэмбридж. Том не может не считаться с тем, что мальчика ждет блестящая карьера, если он не упустит открывающуюся ему возможность.
Нет, уверяла себя Эми, она не жалеет о том, что сделала. Разумеется, печально, что Дик принял их разрыв так близко к сердцу и что он умер. Но нелепо со стороны миссис Гауг винить ее в смерти Дика. Она была вовсе не так уж необходима Дику, как, по-видимому, думает его мать. И она вовсе не хотела бросать свое дитя — только ради того же Дика и оставила здесь Билли: ведь он был всецело поглощен ребенком. Однако это вовсе не значит, что она такая уж бессердечная и что ее не мучила разлука с Билли. Но просто смешно было бы тащить его с собой в Лондон.
А теперь ей нужен кто-то, кого можно любить и баловать, кто будет ей благодарен за все, что она может для него сделать. Ей нужен кто-то, с кем она будет связана узами симпатии и взаимопонимания, — это вознаградит ее за то, что ей приходится терпеть от Пэдди, который действует ей на нервы и доводит ее иногда чуть не до исступления. Правда, на его преданность и сейчас можно положиться, но подчас он бывает невыносимо гадок и изводит ее своей ревностью, стоит ей на кого-нибудь ласково посмотреть. Билли заполнит пустоту, придаст ее жизни новую прелесть и новый интерес.
Воспитание Билли, его занятия спортом, его карьера — все это будет так увлекательно! Конечно, это захватит ее целиком. Они будут вместе строить планы на будущее. Она постарается стать самой снисходительной матерью на свете, и Билли будет обожать ее. Они с сыном будут товарищами, друзьями и ни в чем не будут друг другу мешать. Она подружится со всеми его приятелями. Конечно, Пэт и Пэм начнут вмешиваться и, чего доброго, захотят командовать Билли. Но мать, разумеется, всегда будет у него на первом месте.
Впрочем, совсем ни к чему, чтобы Билли называл ее матерью. Это будет только вызывать неприятные воспоминания.
Лучше придумать какое-нибудь забавное имя. Пэт и Пэм с первой же встречи стали звать ее Эми, хотя Пэдди считал такое обращение непочтительным. Он настаивал, чтобы они называли ее мамой. Эми приняла их сторону и так и осталась для них просто Эми — кроме тех случаев, когда они разговаривали о ней с отчимом. Быть может, Билли будет звать ее Эмэ? По-французски это значит любимая. Да, так, пожалуй, лучше всего, думала Эми, подъезжая к домику Тома. Какая это будет волнующая минута — встретить сына, уже школьника! Все думают, что мать его забыла, а она, наоборот, решила совсем забрать его к себе, как бы неодобрительно ни относилась к этому миссис Гауг и сколько бы ни возражал Том.
Эми дала себе слово поставить на своем и завоевать сына, точно это был юноша, в которого она без памяти влюблена. Не может быть, чтобы ей это не удалось. Пленила же она стольких мужчин! Не может быть, чтобы собственный сын не поддался на ее уловки. Разве что он слишком глуп и его ничем не проймешь. Нет, Эми никак не могла допустить, чтобы ее сын оказался глупым. Когда он был еще малышом, в нем чувствовалось какое-то своенравное обаяние. У него глаза Дика, те же повадки и черты, и Эми надеялась, что Билли вырастет стройным, изящным молодым человеком. Он обещал быть если не красивым, то уж, во всяком случае, привлекательным.
Эйли рассказала Салли, что произошло, когда леди Кеван явилась к ним в тот же день к вечеру.
— Том как раз только что вернулся домой и уселся в кресле на веранде немножко отдохнуть. Он чувствовал себя страшно разбитым все эти дни. — О чем бы Эйли ни говорила, у нее всегда прорывалась тревога за Тома. — Я так беспокоюсь за него, мама, с тех пор как он получил «черный билет». Его работа не считается тяжелой, но, как видно, человеку на поверхности работать не легче, чем под землей.
Ну вот, сидит Том на веранде и видит, что в калитку входит шофер, в форме и в белых перчатках. Поднялся на веранду и спрашивает: «Здесь живет мистер Том Гауг?» — «Здесь», — говорит Том.
Через минуту появилась и сама Эми — бежит по дорожке, протягивает Тому руку:
«Ах, Том, я так рада тебя видеть».
Но Том не заметил ее руки.
«Как мне благодарить тебя! — засуетилась Эми. — Твоя мама сказала мне, что вы с Эйли заботились о Билли. Вы очень добры, я до того вам благодарна. Не смотри на меня так, Том. Ты не знаешь, что я выстрадала. Как я была несчастна. Я не виню тебя за то, что ты не можешь меня простить. Я сама не могу простить себе…»
— Она и мне это сказала, — заметила Салли.
— Понятно, она захотела увидеть Билли. Он колол дрова на дворе. Том позвал его, и Билли вошел в гостиную, как был: растрепанный и, признаться, грязноватый. Он еще не успел почиститься перед чаем.
«Это твоя мать, Билли», — сказал Том.
Эми кинулась к Билли и заключила его в объятия.
«О мой дорогой, — говорила она и, как видно, была страшно взволнована, — мой дорогой, дорогой мальчик!» — и все обнимала и целовала его.
— Мне жаль, что Том не подготовил его хоть немножко, — продолжала Эйли. — Это было слишком для Билли — очень уж большое потрясение, я хочу сказать. Он весь побелел. На него просто страшно было смотреть, мама, — так он разволновался. А потом лицо у него сделалось какое-то странное, жесткое — как будто он сразу стал старше на несколько лет. Видно, он уже решил, что он ей скажет.
«Вы леди Кеван?» — спрашивает он.
«Ну конечно, Билли, — говорит Эми. — Теперь меня так зовут, но…»
«Моя мать была миссис Ричард Гауг, — говорит Билли. — А вас я не знаю. И знать не хочу!» — И
