Куда?! Три дня глотка воды во рту не было. Губы такие сухие – даже песок не липнет! Еще пара дней погони, – и одним скелетом в долине станет больше. Нужно возвращаться. Как не хочется догнать и уничтожить, но нужно возвращаться в долину. И ждать. Все равно никуда не денутся.
Расстояния в пустынях обманчивы… или в горах? Пики нависали над самой головой, царапая небо, а песок не кончался и не кончался, вязко цепляясь за ноги. Мне уже стало казаться, что «теплый» след – это всего лишь бред обезвоженных мозгов, и нет ни движения, ни следа, а я всего лишь покачиваюсь на месте от усталости, ожидая неизбежного конца.
Вход в долину открылся внезапно – узкая щель посреди монолитного бурого склона и тонкая змейка, протоптанная тысячами ног, ныряющая в нее. Я облегченно вздохнул и рухнул без сознания. Сделал, так сказать, привал.
Знаете, почему у воблы нет ног? Она не хочет терпеть таких мук, какие перенес я, заставляя передвигаться свое сушеное тело, желающее покоя, – пусть смерти, но покоя – по узкому, гудящему от ветра ущелью. Наверное, этот темный коридор, прорубленный природой, узкий как лаз в заборе, смыкающийся высоко над головой в узкую светлую ниточку, обладает своей неповторимой красотой, но я ее воспринять не смог. Просто отметил в сознании Говорящую Скалу, как верстовой столб, повернул налево, в траву, к Голодному полю, а когда под ногами зачавкало, с размаху врезался головой в пружинящую землю и стал с наслаждением глотать выступившую прохладную влагу. Потом, распугивая комаров, катался в зеленой, сочной, хрустящей траве, вдыхая парной аромат, и снова пил свежую, живую воду.
Трудно быть бестолковым: давно уж пора начать понимать, что означает острая зубная боль. Но я списал ее на слишком холодную воду и, сделав напоследок еще десяток хороших глотков, пошел в Поселок. На ночь в поле оставаться нельзя – комары сожрут.
Добрался до площади перед храмом уже затемно. Потрогал котел. Холодный. Не собирались, видно, сегодня. Может, шаги мои их спугнули? Говорящая Скала ведь не различает свой-чужой. Шаги и все. Интересно, где Чегай отсиживается?
Опять идти ночевать на холодный жесткий Поющий Мост не хотелось. В душе я надеялся, что на ежевечернем рассольнике удастся найти ночлег, но, видно, не судьба. В дом Тхеу пути тоже не было: как я в глаза Вейсы посмотрю? Как объясню, почему не смог защитить ее мать?.. И ноги понесли меня к Колодцу…
Да, зубы пульсировали упругой раскаленной болью, но сон сморил меня в считанные секунды…
Черт его знает, зачем понесло Мая на Поющий Мост с утра пораньше. Не знаю. И не видел.
Видел пустыню. Теплое солнце и лазурное небо, мелкие оранжевые барханчики, и стервятник, раскинувший крылья далеко впереди. Значит, кто-то опять забрел на солончак. Они осторожны и пугливы, они идут за солью, внимательно всматриваясь вдаль и нервно поводя ушами. Но все тихо. Драконов нет нигде. Драконы ушли. Драконы не страшны. И только стервятник высоко над их спинами знает истину, только он видит, как за горизонтом легко стелется над дюнами гигантский хищник. Широкие его лапы не проваливаются в рыхлый песок, мышцы его не знают усталости, и когда чешуйчатая спина поднимется над солончаком, бежать будет поздно.
И я уже вижу, как они мечутся в страхе, вопят и скачут в стороны, закидывая за спины рога, но копыта их вязнут в песке, как в болоте… А я бегу легко и свободно, и полыхают огнем клыки, в предвкушении теплой, сочной добычи, и крики ужаса лишь раздразнивают аппетит…
Даже понять ничего не успел… Прыжок. Май закричал, покатившись от толчка, дохнуло свежестью от близкого края Колодца.
Расширенные от ужаса глаза мальчишки.
Пламя бьется в клыках голодной болью.
И эта чертова муха, влетевшая в глотку в самый последний миг. Я поперхнулся, кашлянул этой крылатой мерзостью в сторону, но выигранной секунды хватило, чтобы понять: Тхеу, Май… Кто будет следующим? Чегай? Стива? Вейса? Сколько мне понадобится времени, чтобы сделать поселок охотников действительно мертвым?
Бешенное пламя боли взметнулось в голову, но подчинить себе не успело: я швырнул мальчишку в сторону и сделал шаг с обрыва.
И боль исчезла. Сознание стало чистым и ясным. А посреди этой самой ясности жирно и ярко выпятилась одна – единственная мысль: «Ну и дурак ты, Игорь.»
А потом голова треснулась о воду. Такое ощущение, словно о доску. Я даже «вырубился» на мгновение. Во всяком случае, удара «доской» по плечам уже не почувствовал… Если я тут же не помер, то только потому, что вода оказалась слишком холодной – из такой хочется сперва выбраться, а уж потом помирать. Руки заработали по-собачьи – все остальные стили мгновенно выветрились – и через минуту я свечкой, как пингвин от касатки, выскочил на скальную площадку… А после этого помирать и вовсе стало глупо.
Ощущая внутри себя температуру не выше четырех градусов по Цельсию, я на четвереньках покарабкался наверх, к теплу и свету. Зубы лишь тихонечко пульсировали теплом, как бы говоря: не надо таких радикальных решений, мы больше не будем…
Тут они соврали: рядом с верхней площадкой лестницы, на заборе, тихо млела на солнце рыжая пушистая кошечка; совесть моя этот момент зевнула, и нежная, милая киска… даже вякнуть не успела.
Калорийности в кошке от силы на двадцать копеек. Без учета инфляции. Но настроение благодушной сытости тем не менее наполнило душу до краев. А может, сказалась реакция на благополучное окончание почти смертельного приключения. И вот сидел я под раскидистой шелковицей, греясь на утреннем солнышке, и лениво думал о том, что делать со Стивой.
Манерная сия девица, увидев меня рядом с Колодцем, мгновенно утеряла всякую томность и с ловкостью мартышки взметнулась на самую макушку дерева. Макушка оказалась тонкой, и постоянно раскачивалась из стороны в сторону. Стива держалась за нее хваткой медвежьего капкана и непрерывно орала двухтональной полицейской сиреной: то-есть, на вдохе у нее получалось «У-у-у!», а на выдохе – «А- а-а!». И так без перерыва: «у-у-у-а-а-а-у-у-у-а-а-а!..» Ни дать ни взять – гаишник, опаздывающий домой на обед.
Сперва появилась мысль просто уйти. Но Стива, явно очень плохо воспринимавшая реальность, могла, увидев мой уход, поторопиться со спуском. Или, говоря по-русски, просто сигануть с дерева. Еще ноги переломает…
