печатаю, сам читаю. Приятно, конечно, увидеть свою фамилию жирным шрифтом, но начисто теряется элемент признания. Как женщина, признавая ваши достоинства, ложится с вами в постель, так и редактор, ставя свой автограф в углу распечатки, признает ваше право называться Автором, а не графоманом. Заниматься «рукоблудием» безусловно проще, но… но это не то. О вкусах, разумеется, не спорят… Но все равно не то.
Нашу Танечку я порою ненавижу – особенно, когда она, брезгливо морщась, вымарывает целые абзацы. Но порою ей остается только развести в бессилии руки, признавая мой успех, и завизировать статью. В этом что-то есть – не считая гонорара.
К достоинствам «Авроры» можно отнести то, что в своем роскошном помещении они регулярно устраивали то творческие вечера, то поэтические встречи, проводили выставки. Это я записал – похвальная традиция, которая вполне сгодится для заметки на два-три доллара. Вот только к издательскому делу этот обычай отношения не имеет.
Следующим на очереди стоял журнал «Триз», по формату и объему с «Авророй» очень схожий. Здесь царила суета – все бегали, суетились, занимались своими делами, к собственно журналу отношения не имеющими. Все походило на подготовку к некоему празднику, в котором для забредшего журналиста места не находилось. Обстановку прояснил доброжелательный толстячок, явно решивший, что лучший способ избавиться от чужака – это кратенько ответить на вопросы и проводить на выход.
«Триз» не побирался и не печатал рекламу. Он ежемесячно выходил заведомо дефицитным тиражом в пятнадцать тысяч, пять из которых распространялась среди своих по червонцу за штуку, а остальные продавались за рубежом, но уже по пятнадцать баксов[25]. Этого вполне хватало для самоокупаемости, а больше от издания ничего не требовалось. Гонораров тут, похоже, тоже не платили, но совсем по другой причине: почти все авторы писали для своего удовольствия, а на жизнь зарабатывали преподаванием в Америке, Англии, Франции и так далее. Мир большой, российских ученых мало. При привычном для них уровне оплаты канючить здешние копеечные гонорарчики? Просто лень.
Так за разъездами день и ушел. В четыре я позвонил Алене.
– Привет. Что успела прочитать на этот раз?
– Хочешь прочувствовать образ, в правке не нуждающийся?
– Давай.
– «В его пещеристой черепной коробке вскипали и пузырились грандиозные планы».
– Объемно сказано.
– Да. Вот только в остальном автора все больше тянет на эротику: «Он имел ее, имел прямо в этой камере – схему детектора радиации» или «Джонни рассказал им о некоем месте, где можно подцепить какую-нибудь заразу».
– Представляю, что это за «место»!
– Пошляк, – Лена явно улыбнулась. – Речь шла о болоте.
– Извини.
– Да в общем, не за что, поскольку дальше «… налицо были свежие следы от попытки сделать ей аборт».
– На лице?
– Такие подробности не упомянуты.
– Что ж, сюжет проясняется. И чем там все кончилось?
– Удалось «… посмотреть с любопытством на несколько квадратных дюймов личика новорожденного, торчавших снаружи».
– Автор что, математик?
– Ни в коем случае! Разве математики способны на такие изыски: «Теперь, – начал он, выходя из себя, но остановился».
– Понятно, все кончилось хорошо. А какие планы на вечер у нас?
– Сейчас выхожу, я только твоего звонка ждала. Мне нужно успеть в четыре школы, и все!
– Может, я подвезу?
– Боже упаси! Если учителя увидят, как я на «Мерседесе» подъезжаю, наверняка ничего не возьмут. Решат, что это на их кровные куплено, прибыль с задачников.
– Как скажешь. Какая школа у тебя последняя?
– Двенадцатая. Это на Кораблестроителей.
– В семь?
– Да.
– Тогда до вечера. – Я осторожно повесил трубку и тихонько мурлыкнул. Она ждала моего звонка! Эта маленькая оговорка стоила сотни комплиментов.
Я купил ей хризантемы – не очень дорого, но пышно и красиво; увидев на мосту через Смоленку, остановился метрах в десяти, а пока она бежала, вышел из машины, подошел к правой дверце, открыл и, когда до Лены оставалось всего два шага, достал букет и протянул ей.
– Спасибо… – Аленушка грустно улыбнулась и зарылась носом в цветы. – Садом пахнут. Представляешь, а меня в Москву отправляют…
– Как в Москву? – опешил я.
– В командировку. Наталья заболела, придется ехать вместо нее.