– Ленинградка, конечно же, родители у нее где-то за «Ладожской» живут.
– А вы можете сказать, Зинаида Петровна, где большая часть ее жизни проходила – здесь, в клубе, или дома.
– По разному. Бывает время межсезонья, когда девочки много времени дома проводят, но перед соревнованиями, на сборах – только здесь. Никаких домов, никаких дружков и подружек. Только работа, от зари и до зари, до седьмого пота. Диета, режим.
– А не может от этого жесткого режима в девочке проснуться желание сбежать? Отдохнуть немного, расслабиться?
– Знаете, Сергей, – покачала головой женщина. – Спортсменки, у которых может появиться желание «расслабиться» и «отдохнуть от режима», просто не дорастают до уровня нашего клуба.
– Вы в них так уверены?
– Да. – Она задумчиво потерла нос и добавила: – Вот вы представьте себе человека, который ради своих целей на протяжении долгих лет отказывает себе во всем, тренируется по десять-двенадцать часов в день, получает травмы, преодолевает боль, жертвует здоровьем и начинает, наконец, постепенно приближаться к заветным рубежам. Как, по-вашему, пожертвует он пройденным путем ради минутной прихоти?
– Чувство. Любовь. В подростковом возрасте она переживается намного острее.
– Мы все здесь живем, как одна большая семья. В ее возрасте такие чувства трудно скрыть от окружающих. С кем-нибудь бы, да поделилась. Поменялось бы поведение, изменились бы результаты. Нет, исключено. Кстати, Сергей. У нас сейчас время обеда. Может, покушаете с нами, благо одной спортсменки не хватает, а потом продолжим наш разговор?
– С удовольствием, – от слова «обед» остро засосало под ложечкой, и сразу вспомнилось, что завтрака, как всегда, у меня сегодня не было.
Трудно передать всю полноту счастья, когда я понял, что оказался от «бесперспективной» Аллы за два стола и, к тому же, сидели мы спиной друг к другу.
А кормили спортсменов не то чтобы ах: на второе перед каждым стояла тарелочка с котлеткой и тремя небольшими картошинками, а суп все желающие могли наливать сами, сколько хочется, из большой супницы. Девицы за моим столом аппетита не проявляли, тоскливо ковыряя вилками котлеты, а я, как человек, не избалованный халявой, недолго думая налил глубокую тарелку до краев и приступил к трапезе. Суп показался жиденьким, но приятным на вкус, и я с удовольствием умял две тарелки, а потом перешел к картошке. Когда котлета уже заканчивалась, появился предупредительный официант, забрал использованные тарелки и принес тефтели. Спортсменки задвигали челюстями бодрее, да и я начал испытывать ощущение приятной тяжести в желудке. А опрятный официант быстро и ловко расставил перед нами тарелки с огромными, хорошо прожаренными бифштексами, щедро засыпанными зеленым мозговым горошком. Сытость сытостью, но не мог же я отказаться от такого роскошного блюда?! Тем временем появились тарелки с чищеным арахисом. Девчонки его не столько ели, сколько распихивали по карманам, и я последовал их примеру. Потом, на закуску, принесли тарелки с салатом из свежих огурцов и помидоров с капустой. Март месяц на улице! Разве от такого откажешься? Брюхо гудело, как туго натянутый барабан, молния на брюках расползлась, рубашка начала трещать по швам. А по-доброму улыбающийся официант с неторопливостью палача расставлял тарелки с фруктовыми салатами из груш, яблок и апельсинов. Такое мне довелось пробовать впервые в жизни, и я не устоял. А потом опять явился злой дух кулинарии и приволок поднос с ломтиками дыни и арбуза! Чтобы поместить это в себя, мне пришлось вытянуться на стуле и высоко поднять подбородок. Обед держался на уровне горла и от неловкого толчка мог запросто выплеснуться наружу. А палач от ресторана гостиницы «Спортивная» приволок нарезанные красивыми кружочками ананасы!
Клянусь – теперь по гроб жизни вид официанта будет вызывать у меня желудочные колики!
После ананасов был сок. Яблочно-черничный и апельсиновый. Это сладкое слово «халява»…
Говорят, детеныши ежиков никогда не испытывают чувство сытости. Если дать им вволю жратвы, они укушиваются так, что надуваются не хуже воздушного мячика, и только лапки в стороны торчат. В тот злосчастный день я сам превратился в такого ежика. Когда появились два мента и сказали: «Пойдем с нами», я был беспомощнее плюшевого мишки.
– Тебе что, плохо? – заподозрил странное один из ментов.
– Мне хорошо, – пробулькал я сквозь сок и бессильно отдался в руки правосудия.
– Ну, рассказывай.
Парень лет семнадцати сел за стол, достал из кармана шариковую ручку и снял с нее колпачок. Второй милиционер, лет тридцати пяти, с погонами младшего лейтенанта, уселся на подоконник.
– Что рассказывать?
Брюшко, набитое, как погреб в урожайный год, тянуло к полу, кровь утекла от мозгов в бескрайние просторы желудка, башка не соображала, натянутая кожа живота болела. Мне хотелось лечь и тихо умереть, а оперуполномоченный в кожаной куртке требовательно смотрел мне в глаза и ждал ответа:
– Так чем это тебя так заинтересовала гражданка Чернякова?
– Я хотел ее найти.
– Зачем?
– Валерий Алексеевич просил помочь. Знаете, я думаю, такого?
Менты быстро переглянулись.
– А с чего бы это он стал к тебе обращаться? – вкрадчиво спросил лейтенант. – Ты что, экстрасенс, или пророк?
– Ребята, – взмолился я. – Мне очень плохо! Позвоните Валерию Алексеевичу, убедитесь, что я говорю правду, и давайте расстанемся без лишних мук.
Они опять переглянулись, лейтенант встал.