– Неужели через две недели и с нами так поступят, сэр? – ошарашено спросил Вайт.
– Нет, сэр, мы для блаженников несъедобны, – напомнил Платон. – Наше место во-он там, – он кивнул на разделочный стол.
– Да не хочу я жрать эти проклятые агрофены! – толстяк со всей силы запустил фруктом в живодера, но не попал, и несчастный плод разбился в алые брызги о прутья клетки древесных крокодилов.
– Вполне вас понимаю, сэр, – кивнул Рассольников, – но, боюсь, здесь на нашу голодовку никто не обратит ни малейшего внимания.
Он присел на корточки рядом с санитарным желобом, с края которого постоянно текла вода, и принялся мыть волосатую шкурку своей агрофены со старанием опытного енота-полоскуна.
Где-то через час трос сдвинулся со своего места и медленно пополз, увозя вдаль мартышечного вампира. По всей видимости, зверьку предстояло описать по сараю полный круг, прежде чем добраться до разделочного стола. Обезьянка успела полностью придти в себя, извивалась, обиженно пищала, дергалась из стороны в сторону, но освободиться не могла.
А по ту сторону центрального прохода ехал навстречу гибели крупный садовый пыхтун. Это медлительное животное питалось только фруктами, умело отлично маскироваться под пересохший, заплесневелый сук, а будучи обнаруженным, забавно пыхтело, словно обижаясь на нарушение правил игры в прядки. Вот пыхтун оказался над столом – удар ножа, липкий стук падающей в желоб крови, треск ломаемых костей. Чавканье измельчителя. Трос сдвинулся с места, везя на заклание самого обычного пса – крупного бульдога с большой кровоточащей язвой на боку. Бульдог жалобно скулил и перебирал в воздухе передними лапами. Увидев Вайта и Рассольникова он с надеждой дернулся к людям, но смог лишь раскачаться из стороны в сторону.
Атлантида отвернулся и сел спиной к центральному проходу. Теперь он не видел происходящего над столом, но скрыться от звуков все равно не мог: жалобное повизгивание, писк или испуганный вой, глухой удар, шлепанье крови, хруст конечностей, гул измельчителя, поскрипывание двигающегося троса. И опять – удар, шлепанье, хруст, гул. Поскрипывание, удар, шлепанье, хруст, гул. Поскрипывание…
Услышав самую обычную человеческую ругань Вайт и Рассольников вскочили, повернулись и замерли, крепко вцепившись в прутья клетки. Подвешенный к тросу вверх ногами и со связанными за спиной руками, перед ними покачивался полный мужчина, одетый в синие потертые брюки и драную рубаху. Впрочем, драной рубаха могла стать только сейчас, поскольку крюк бедолаги остановился точно у клетки бенгальского крысолова – грациозного хищника, похожего на пантеру, но с головой гиены и ушами слона. Крысолов явно желал разнообразить свое меню – а может, просто играл, просовывая лапу между прутьями и пытаясь затащить к себе столь близкую жертву. Однако на длинных когтях оставались только клочья рубашки, которые хищник внимательно обнюхивал, а потом стряхивал под клетку.
– Слава богу, – вздохнул изодранный человек, когда крюк стронулся с места и подвез его на десяток метров к разделочному столу.
Еще одна остановка – живодер приводил в «товарный вид» пятнистого енота – и вот настала очередь мужчины. Несчастный улыбнулся своему будущему убийце, попытался сказать ему что-то дружелюбное или просто пошутить. Палач поднял нож и принялся неторопливыми движениями распарывать одежду, отбрасывая ее в сторону. Спустя несколько минут мужчина был полностью обнажен. Он сказал что-то еще, неслышное на расстоянии, и закрыл глаза, подставив горло. Мелькнуло лезвие – Платон отвернулся.
– Как они могут вот так… Ни покаяния, ни слова последнего, ни попрощаться с близкими… Просто ножом, и в измельчитель. Будто и не человек вовсе, а фарш магазинный.
– Жители Ершбика не верят, что разумное существо способно на убийство, грабеж или кражу, сэр, – тихо пояснил Атлантида, запоздало разобравшийся в тонкостях местного судопроизводства. – Поэтому виновные в подобных преступлениях признаются судом обычными человекообразными животными. Вы когда-нибудь слышали, чтобы на мясокомбинатах скоту перед забоем предоставлялся священник или разрешалось сделать звонок родственникам?
– У меня появляется желание вступить в орден Защиты Животных, сэр, – неожиданно заявил Вайт.
– Поздновато, сэр, – покачал головой Рассольников. – На суде надо было вступать.
– А я не для отчетности, сэр! – гордо отмахнулся толстяк. – Я на самом деле желаю защищать права наших меньших братьев!
– Какие они все-таки паразиты! – не удержался Атлантида. – В Уголовном Кодексе крупными буквами пишут, что смертная казнь запрещена, а мелкими в Гражданском – что безнадзорные животные отправляются на живодерню! Ненавижу!
– Смотрите, еще один!
На этот раз на тросу болтался лысый и плечистый парень в серебристом рабочем комбинезоне. Перед ним никаких жертв не имелось, так что к разделочному столу он ехал без остановок.
– Уроды! Твари! Безмозглые крысы! – во всю глотку кричал осужденный, с каждой минутой оказываясь все ближе к смерти. Десять метров, пять, метр – вот он уже и над столом.
– Не прикасайся ко мне, выродок! Ублюдок! – Парень изловчился и плюнул живодеру в лицо.
– Как хочешь, – послышался спокойный голос палача. Он слегка подпрыгнул и ударил тяжелым разделочным ножом по ногам обреченного. Жертва упала на стол и ногами вперед покатилась в измельчитель. Послышалось знакомое чавканье – глаза парня выпучились, от боли он не мог даже кричать, а лишь тихонько сипел.
– Однако с живодером нужно дружить, – сглотнул Теплер Вайт.
– Вот только боюсь что там, – Атлантида кивнул в сторону стола, – рассказывать анекдоты я не смогу.
– Хоть пару добрых слов сказать, – предположил миллионер. – Поинтересоваться, как семья, как дети. Пожелать здоровья… А еще лучше – изловчиться, да и треснуть его лбом в переносицу. Если повезет, то хрящи сломать можно.
Тем временем трос подвез к разделочному столу мартышечного вампира. Похоже, рабочий день живодера подходил к концу.
– Скоро кормить будут, сэр, – тоскливо вздохнул миллионер. – Интересно, почему нас одной травой
