Атлантида покамест держался уверенно. Двоим кинувшимся на него парням он чувствительно настучал по кулакам своей тростью, и они теперь кружили вокруг, не решаясь на новую атаку. На толстяка внимания не обращали, а зря – лишившись своих врагов, он решил отвести душу на чужих, и двумя ударами банкетки по головам уложил обоих на пол.
Хуже всех досталось «брату»: оказать достойное сопротивление он не смог, и все время пытался лишь закрываться от ударов. В итоге двое ребят забили его до полубессознательного состояния, после чего, увидев направляющихся Вайта и Атлантиду, предпочли сбежать.
– Ну, ты как, брат? – похлопал Рассольников его по щекам.
Мужчина жалобно взвизгнул.
– А в душе-то вы, оказывается, садист, сэр Платон, – покачал головой Вайт.
– А как еще мне его в чувство привести, сэр Теплер?
Миллионер взял со стойки недопитый стакан тоника и плеснул его в мужчине в лицо. Тот хватанул ртом воздух и открыл глаза.
– Ну что же ты, брат, – укоризненно покачал головой Вайт. – Орден поддерживаешь, а пару хулиганов разогнать не можешь. Не возьмем мы тебя в лагерь, придется тебе домой ехать.
– Что? Да, хорошо, – бедолага со стоном поднялся на ноги.
Атлантида помог ему взгромоздиться обратно на банкетку и вернулся к своему жаркому.
– На чем мы остановились? – поморщился толстяк. – А, на «красной ласточке». Дайте мне хотя бы колбасы!
С улицы послышался звон разбитого стекла, одиночное вяканье сирены, глухие стуки. Напарники переглянулись.
– Глиссер! – первым высказал предположение Атлантида.
– Мой глиссер? – испуганно вскинулся «брат». – Что с ним?
– За мной! – подхватил с пола банкетку и кинулся к дверям миллионер.
– Эй, а платить кто будет?! – заметался за стойкой бармен.
– Обратись к моим адвокатам, тебе все компенсируют, – привычно отмахнулся Вайт.
– Табурет отдайте! – поняв, что денег не будет, взмолился бармен.
– Да на, так обойдемся! – толстяк обернулся и метнул банкетку. Скорее всего, так получилось случайно, но она вошла точно в середину зеркальной горки, уставленной бутылками и вычурными декоративными фужерами. Полки лопнули, и стекло с мелодичным звоном посыпалось вниз.
– Бандиты, варвары! – схватился за голову бармен.
– Эй, за стойкой! Не плачь! – остановился толстяк. – Я оставлю тебе свою визитку, пришлешь счет на мое имя, тебе все оплатят. – Вайт захлопал себя по карманам. – Вот шпонц, потерял где-то визитки… У вас нет, сэр Платон?
Атлантида пожал плечами и развел руки.
– Короче, заплатят тебе все, не дрейфь, – сделал окончательный вывод Вайт и распахнул входную дверь.
Увидев появившихся мужчин, шпана, сорвавшая свою злость на ни в чем неповинной машине, прыснула во все стороны. Тем не менее, у глиссера уже были разбиты фонари, заднее и лобовое стекло, изрядно помят капот, багажник, боковые панели.
– Он у тебя хоть застрахован, брат? – оглянулся Вайт.
– Немножко… – растерянно кивнул мужчина.
– Тогда все не так страшно, брат, – вздохнул Рассольников. – Поезжай домой. Получишь страховку, купишь новый.
– А он доедет?
– Не сомневайся. Если сразу не взорвался, значит ничего с ним не станет. Езжай с богом.
«Брат» забрался в салон, активизировал программу пилотирования. Спустя секунду зажглась панель «Машина полностью исправна».
– Тогда до свидания? – как-то не очень уверенно спросил он.
– Прощай, брат. Спасибо за помощь.
Убедившись, что его действительно отпускают, мужчина толкнул джойстик вперед – глиссер с залихватским посвистом описал полукруг и, рассыпая осколки стекла, умчался в сторону леса.
– А мы теперь куда, сэр Платон? – повернулся к напарнику толстяк.
– Сейчас скажу, – кивнул археолог. – Значит, дорога входит в город с северо-востока, нам нужно точно на запад. Получается, налево и вперед.
Они обогнули кабак, прошлись вдоль длинного штакетника и по узкой тропинке углубились в лес.
Стоило людям шагнуть под кроны деревьев, как на них тут же обрушилась жаркая, влажная духота, насквозь пропитанная карамельной сладостью. Возникло ощущение, что они нырнули в чан с прозрачной леденцовой патокой, и теперь пробиваются сквозь эту патоку, между уже застывшими бурыми десертными палочками, сахарными петушками и сладкой ватой. В патоке тонуло все: и голубые лучи карлика, многократно отражающиеся от влажной листвы и дробящиеся на все цвета радуги; и звуки, состоящие здесь лишь из деловитого шуршания и редких ленивых чириканий; и ветер, шевелящий листвой где-то наверху, но неспособный спуститься вниз.