жалобный вой, хрип. Ведун поднялся, обнажил клинок, крутя головой во все стороны. Волки, почуяв неладное, заметались, попытались убежать – но оказались бессильны. Горящие во мгле глаза теперь дергались совсем рядом, однако практически на одном месте. А некоторые начали тускнеть.
– Что?! Что случилось?! Атака?! – внезапно вскочил со своего места боярин и рубанул мечом воздух. – Где они, где?
– Вокруг, Годислав, – ответил Середин. – Но не стоит лезть в темноту. Разберемся на рассвете.
До первых лучей солнца оставалось совсем немного времени. Прошло чуть больше часа, а небо уже начало светлеть, и очень скоро путники к огромному своему удовольствию смогли полюбоваться забавной картиной: многие десятки волков – распятые, полузадушенные, обессилевшие – трепыхались между деревьями, не в силах даже скулить. Судя по тому, как тряслись ветки елей, и постоянному шуму с той стороны – расставленные в густой чаще силки тоже собрали свою добычу.
Развешанные на ветках, между деревьями, привязанные к корням веревочные петли – самые коварные из возможных ловушек. Снять удавку можно только руками, а при малейшей попытке отскочить, вывернуться убежать – жертва неизбежно попадает ногами или лапами еще в две-три ближайшие петли, и все – оказывается распятой между двумя-тремя деревьями. И чем больше трепыхается – тем сильнее стягиваются удавки, тем крепче они держат добычу. Между тем любой зверь, идущий головой вперед, в первую очередь «ловит» силок себе на шею. Не запаниковать, неожиданно ощутив чужое прикосновение к горлу, – не по силам даже человеку.
– Что, волчары, допрыгались? – с презрительной усмешкой поинтересовался ведун. – Вы можете хоть сто раз кружить путников и выматывать их осадой, можете дружить с колдовством и отличать лук от копья или меча. Но вы все равно останетесь жалкими животными, которых любой человек при желании одолеет. Вот мы сейчас подкрепимся с друзьями, да с вас со всех шкуры и снимем. Вонючие они, конечно, но за сотню штук, может статься, и гривну выторговать получится.
– Не получится, – покачал головой Годислав. – Больше алтына за штуку не дадут. Но коли сшить все вместе, да пол в усадьбе застелить, то смотреться будет неплохо, и ногам теплее. Себе заберу, дружище. А с тобой серебром сочтусь. По рукам?
– По рукам, – легко согласился Середин.
– На что тебе волчьи шкуры в доме, боярин? – недовольно буркнул холоп. – Псиной воняют, вытираются быстро.
– Зато как приятно ходить по шкурам тех, кто тебя сам едва не слопал, – оскалился боярин. – Нет, решено! Весь пол ими выстелю. Да ты не боись, Мичура, тебя одного всех обдирать не заставлю. Поможем. Ведь поможем, ведун?
– Отчего не помочь? Конечно, поможем.
Теперь, когда путникам больше ничто не угрожало, они могли не суетиться и никуда не торопиться. Разведя костер, люди спокойно поели, запили мясную кашу терпким греческим вином и только после этого, взявшись за ножи, отправились за добычей.
– Стойте!!! – Истошный крик с дороги заставил победителей опустить уже занесенные над первыми зверями ножи. Запыхавшаяся, растрепанная девчонка сбежала с тракта на истоптанный снег и остановилась, обняв одной рукой холодную корявую березу: – Не трогайте их! Не убивайте!
Курносая и узкоглазая, одета она была довольно богато, хотя и явно с чужого плеча: алые тисненые сапожки, цветастые юбки, синий нарядный зипун с золотистыми шнурами. Под распахнутым тулупом виднелась войлочная жилетка, накинутая поверх шелковой, тоже цветастой рубахи. Девице на вид было лет десять-одиннадцать – и она вся раскраснелась, по лицу стекали капельки пота.
– Это почему? – не понял боярин. – Волки же. Убийцы серые.
– Тронете – я вас тоже изведу! – указала на него пальцем малявка. – Вусмерть изведу, в моей стае воинов еще в достатке! Втрое больше, нежели вам попались!
– Ты кто такая, пигалица, чтобы нас ратниками пугать? – хмыкнул Годислав, поглаживая косарем загривок бессильно обвисшего в двух петлях крупного волчары.
– Я хозяйка леса!
– Хозяева леса ныне спят, – покачал головой Олег.
– Я хозяйка! – Девчонка, чуть отдышавшись, скинула зипун, протянула руки в сторону двух трухлявых пней. Уже через мгновение те закачались, крякнули, поднялись на корнях и, переваливаясь с боку на бок, роняя с макушек снег, размахивая толстыми сучьями, двинулись к людям.
Боярин громко сглотнул, уронил нож и, схватившись за меч, попятился. Холоп же просто драпанул к саням и заполз под одни из них.
– Ерунда, обычный морок. – Олег зачерпнул горсть снега, слепил снежок и запустил в ближний из оживших пней. Белый комок с четким хлопком о кору разлетелся в пыль. Ведун пожал плечами: – Значит, хороший морок. Зимой ни одна нежить не оживает. Всего этого – нет.
– Как порвут в клочья, тогда узнаешь! – выкрикнула пигалица. – Отпусти моих друзей!
– Так прямо и порвут? – Середин, переступая через полузадохнувшихся в петлях зверей, зашагал пням навстречу. По спине пополз неприятный холодок, колени отозвались предательской слабостью – но ведун точно знал, что зимой даже самая сильная ведьма не способна поднять для схватки никакой мертвечины. Морок же, как бы страшен ни был, реального вреда причинить не способен.
Пень заревел страшным голосом, взмахнул сучьями, отчего в животе что-то екнуло и... Ничего не произошло. Наоборот – это уже ведун, сильно толкнувшись, кинулся к девице, от которой его отделяло меньше десяти шагов. Но тут от дороги ему навстречу широкими прыжками помчалась крупная волчица. Олег рванул саблю – волчица отвернула в сторону, но и девчонка уже исчезла со своего места.
– Сказываю, есть у меня кому вас порвать, – послышался ее голос от ельника. – Отпустите друзей и братьев моих, иначе изведу вусмерть.
– Эти братишки нас намедни едва не задрали, – потянулся Олег и поменял оружие с сабли на нож. – Спускай с них шкуры, мужики. Время идет.
– Не смейте!!! – взвизгнула пигалица.
– А чего ты нам сделаешь, дура? – хмыкнул Середин. – Мы твоих мороков не боимся.
Правда, Мичура, все еще лежавший под санями и бледный, как снег вокруг, и боярин Годислав его уверенности пока не разделяли и к волкам не шли.
– Стойте! – присев возле одного зверя, обняла его пигалица. – Не троньте их, и я вас тоже выпущу.
– Откуда?
– Нечто не поняли, что по кругу ходите? – ткнулась носом в волчий загривок «хозяйка леса». – Отпустите моих – я отпущу вас. Целыми, вместе с лошадьми.
– Еще чего, – покачал головой Середин. – Если их пожалеть, они потом других путников порвут. Потом еще и еще... Кажется, теперь я понимаю, отчего тракт этот ныне непроезжим считается. Нет, ведьма, не будет по-твоему. Истреблю я всех твоих серых и тебя тоже. И из круга твоего выберемся, не впервой.
– Миром договориться завсегда лучше... – вдруг издал жалобный возглас холоп. – Почто кровью землю кропить? Нарубились уже.
– Пусть пообещает, что трогать никого не станет, и ладно, – неожиданно поддержал Мичуру боярин. – Ребенок же она совсем. Глупость сделала.
– Эта «глупость» уже немало кому живота стоила, – ответил Олег. – А ну, признайся, ведьма, сколько прохожих уже извела?
– Стае нужно есть, – без малейших признаков раскаяния ответила пигалица. – Люди в лесу чужие – коли сгинут, вреда не случится. С каждой лошади мы целый день сыты бываем.
– Слыхал, дружище? – глянул на Годислава Олег. – Думаешь, ее можно оставлять?
– Мы к чародейским битвам непривычны, господин, – взмолился из-под телеги холоп. – Отпусти нас ради Триглавы! Сделай милость... Без нас решай...
– Коли хоть кого из друзей моих тронете – изведу, – почуяла слабину в рядах противника ведьма. – Пожалеете – и я вас пощажу. Выпущу в целости. И лошадей не трону.
– Она лжет, Годислав, – обратился к боярину Середин. – Ведьмам верить нельзя. Отпустим зверей – на нас же их и натравит.
– Кровью клянусь! – вытянула руку девочка. – Землей и Ярилом. Вы не тронете – и я вас не трону.
– Я четыре года воевал, дружище, – глядя то на Олега, то на застывшие пни, ответил Годислав. – Но то
