неприятные гости с Запада.
– Настолько опасные, что с ними не справятся мечи?
– Что вы, Князь. Просто мне не хотелось бы вводить патрулирование наших отрядов там, где их не привыкли видеть. Это могло бы быть неправильно воспринято населением. И потом, мне было бы крайне любопытно узнать, как именно пройдет встреча Костяного отделения с прибывшими.
– Раньше таких, как бойцы Костяного отделения, называли спецназ. Отряд специального назначения. Они лучшие и безусловно преданные.
– Преданность – такая штука, которая кончается в самый неподходящий момент.
Великий Князь мог бы возразить, если бы его правление не началось именно в один из таких моментов.
– Хозяйка, что нам грозит? Должен ли я предпринять еще какие-то действия?
– Я жду женщину и мужчин, и, если они добьются того, за чем идут сюда, – вы противостоять им не сможете. Так что давайте верить в Костяное отделение. И ремонтируйте поскорее ваш самолет. Он может пригодиться.
Глава первая
Побег
Существуют только два вида страха. Обеспокоенность из-за отсутствия пищи и ужас из-за того, что ты сам можешь ею стать.
Доктор Лектор. «Здравствуй, пища!»
Мама не понимает. И дело даже не в том, что ночью на потолке тени складываются в чудище с шестью ногами-колоннами. Наверное, это какой-то очень странный слон. И дело не в жутком желтом свете ночных фонарей, которые заливают улицу будто и не светом даже, а туманом.
Этих ужасов Таша (так ее называли дома в силу русского прошлого предков по материнской линии – от «Наташа», вопреки французскому «Натали») боялась как-то привычно – вполсилы. А вот то, что будет завтра утром, – это было страшно по-настоящему. Проверка, которая уже неделю работала в школе, должна была дойти до её класса. Почему-то учителя все как один считали, что Натали как раз тот ребенок, которого надо демонстрировать каждой комиссии. Мама считала так же. Мама не понимала: двое проверяющих – мужчины, совершенно не по жаркой летней погоде одетые в толстые шерстяные костюмы, не были обычной комиссией. На всю школу только одна восьмилетняя девочка знала: эти двое пришли за ней и завтра они ее найдут. Очень хотелось плакать.
– Не капризничай! – Мама включила утюг и принялась разглаживать новенькую блузку, в которой завтра её дочери предстояло идти в школу. Запах нагретой ткани обычно означал приближение праздника. Только не сегодня.
– Натали, быстро спать, завтра вставать ни свет ни заря…
Переход от привычного Таша к официальному, чужому Натали означал, что мама рассердилась. Очень. Мама думала, что Таша не хочет ложиться спать. Нет. Она не хотела отходить от мамы. Ей казалось: если быть рядом – утро отодвинется. Потому что утро наступает всегда после ночи, после тени с шестью ногами и желтым туманом…
– Натали, ты меня слышишь?
В свои восемь лет дочь менеджера и менеджера Натали была вполне самостоятельной личностью. Школа обычная, школа музыкальная, секция фигурного катания, день за днем, месяц за месяцем. Таша самостоятельно выбирала все важное. От прически – выбор остался за косичками, до туфель и ранца. Выбирала из тщательно подготовленных родителями вариантов, чуть высунув от напряжения кончик языка и глядя на мир немного исподлобья своими огромными карими глазищами.
Набеги на книжные полки в родительской спальне были до сих пор самыми серьезными правонарушениями в её жизни. Время от времени ее, заснувшую над очередным томом домашней библиотеки, не будя, бережно переносили в постель. Утром том оказывался на своей полке, будто ничего не было. Впрочем, тот факт, что утром ничто не должно напоминать о любой неприятности, произошедшей накануне, был для Таши непреложным законом жизни. Быть может, именно поэтому ей было так невыносимо сегодня переживать о том, что будет завтра…
Со стороны могло показаться, что Натали идеальный ребенок. Просто никто не знал о ее страхах. О Бабе-Яге, поджидавшей ее каждую ночь, когда все заснут. Но сама-то Таша знала и потому пыталась заснуть первой – пока Яга не пришла.
Таша никому не рассказывала о странном окне с занавесками в зеленую полоску в доме напротив. Занавеска эта никогда не должна была открываться – так считала Натали и вздрагивала каждый раз, когда видела тень за полосатым окном.
Молчала Таша и о том большом и невидимом, что ходило по ночам, скрипя половицами и задевая сервант, полный звенящего стекла…
Ряд ее страхов был огромен – от черного мотоциклиста, который может появиться в любой момент и проехать на красный, до двойки в дневнике, после которой просто непонятно, как жить дальше… Но никто- никто не знал, что Таша чего-то боится. Даже если бы Таша рассказала о своих страхах – ей бы никто не поверил.
Каждый, кто знал Ташу, знал: она – идеальный ребенок. Ну разве что слишком задумчивый…
Очень важно идти так, чтобы пятку одной ноги ставить вплотную к носку другой. Новенькие белоснежные сандалии стремительно превращались в стоптанные серые.
Свеженародившееся утро, еще совсем не жаркое, обнимало, радовалось новому дню. Все вечерние страхи остались там, где им и положено, – во вчера. Сегодня Таша шла в школу не одна, как обычно, а в сопровождении папы. По какому-то наитию утром мама решила не отпускать дочку в школу одну.
Неожиданно утро кончилось. Точнее, кончились его ласка и прохлада. У калитки в школьный двор Ташу ждали двое – те самые, в черных шерстяных костюмах. Папа, конечно, не был героем, да, собственно, он и не видел ничего страшного, но хватило и его метра семидесяти, чтобы незнакомцы сделали вид, что ждут кого-то другого.
Привычным жестом взбив прическу Таши, отец бросил ее одну – посреди бурлящего школьного двора.
Родители вообще часто бросают детей. То ли от непонимания, то ли от безнадежности, каждый совершает эту страшную вещь – бросает детей. В яслях и детских садах, на приеме у доктора и на каникулах у бабушки… Бросают, пытаясь сами себя убедить, будто сделали что-то хорошее. Будто самое теплое море или лучший в мире воспитатель может вернуть назад ту минуту расставания, когда мама или папа так безвозвратно, так навсегда, так равнодушно уходят, чтобы вернуться аж вечером, иногда аж через пятнадцать минут и как часто – через неделю!
Стрелки школьных часов двигались несмотря ни на что. Звонок прозвенел, будто дудочка крысолова, выгоняя школьников со двора. Таша зашла в класс последней. Она задержалась в коридоре, чтобы увидеть – не покажутся ли вслед за учительницей те двое.
Парта – кораблик на школьном паркете. В классной флотилии Таша плыла на флагманской парте – прямо перед учительским столом. Уже прозвенел второй звонок, а дверь в класс всё не открывалась. Братья Жан и Анри Боке, почуяв свободу, решительно начали приготовления к войне скатанных в ядра жвачек и духовых трубок, сделанных из ручек. Первая красавица Элен Жюли вновь открыла свою замечательную косметичку – предмет гордости Элен и зависти всех ее одноклассниц. Даже братья Боке завидовали ей. Уж они бы придумали, как правильно использовать эту сотню затейливо уложенных предметов…
Где-то с задней парты послышался писк компьютерной игры… Постепенно класс отмирал, с каждой секундой уходя от настроения «сейчас будем учиться»…
Этот уже не желавший, да и просто не «могущий» сидеть тихо класс растекался вокруг единственного островка тревоги и тишины. Таша так и сидела, не сводя взгляда с классных дверей. Она знала, что учительница не заболела и не вызвана директором по какому-то очень важному делу. Перед тем как юркнуть в класс, Таша прекрасно видела мадам Пике в конце коридора… По всем расчетам она уже должна была быть здесь… Что-то или кто-то ее задержал…
Дверь открылась почти беззвучно. Братья Боке даже успели сделать свой первый залп, прежде чем увидели, что мадам Пике уже в классе. Странно было даже не это. Странно было, что и мадам Пике не обратила внимания ни на братьев, ни на Элен… Ни на кого. У странности было простое объяснение:
