же загадочным образом – разбила окно, после чего совершила и вовсе невозможное – просто вылетела из класса. Из класса, находящегося на третьем этаже.
– Таша еще никогда не била стекол… – Почему-то Ташин папа труднее всего себе представлял, как его дочь бьет стекла. То, что она научилась летать, его беспокоило меньше.
– Девочку надо спасать, и немедленно – мы должны сегодня же с ней увидеться, – тоном гипнотизера проговорил Питер. – Вы меня понимаете?
Папа Таши понимал другое. С его дочерью произошло что-то плохое, и это что-то было связано с этими двумя господами из комиссии. Значит, расстояние между ними и Ташей должно быть максимально большим.
– Мне кажется, лучше отложить вашу встречу, а то мало ли что… Вдруг она решит, что вы, Питер, тоже должны получить травму. Как вот ваш коллега!
– В обычных условиях вы, вероятно, были бы правы… – Аньелли бросил взгляд на несчастного Эрика, и его желание повторной, притом скорой встречи с Ташей явно притупилось. – Тогда, может, мы могли бы встретиться с вами и вашей супругой?
– Почему нет, – моментально согласился отец Таши. – Давайте завтра созвонимся… Мы же можем с вами созвониться?
– Действительно… – опешил Питер. – У меня есть телефон…
– Замечательно, вот на этот телефон я вам и позвоню. Буквально завтра.
Речь Мишеля Алези была стремительна, но двигался он еще быстрее. На то, чтобы встать, придвинуть стул обратно к столу, вежливо кивнуть продолжавшей находиться в состоянии «не могу пошевелить ни ногой, ни рукой» директрисе и сделать пять шагов до дверей, ему понадобилось не больше двух секунд. Дверь открылась-закрылась – и он вздохнул с облегчением.
Папа не знал, что с дочерью, но, во всяком случае, он покинул общество этих странных людей.
– Мистер Алези?
Перед Мишелем стоял обязанный остаться за дверьми Питер.
– Вы забыли, – спокойно и даже как-то ласково сообщил он отцу Таши, протягивая отливающую металлом визитку. Питер Аньелли, комиссар. Мишелю Алези было совершенно неинтересно, откуда взялись комиссары в министерстве образования и почему на визитке нет герба, только его рука, будто зажившая собственной жизнью, взяла визитку…
– Действительно… Забыл.
Хранительница была выше и мощнее любого, пусть самого выдающегося мужчины. Флери и двое его бойцов смотрелись неубедительно, а рука командира Ордена на рукояти глока смотрелась естественно и необходимо.
Великий Магистр впервые видел Хранительницу в ярости. Магистр изо всех сил старался не показать, что это его радует. Гостья должна была видеть тревогу и страх. Магистр изобразил ожидаемое.
– Рад вашему визиту, госпожа.
– Не думаю. Вы переоценили свою необходимость в этом деле, Магистр. Я поручила вам следить за Воином, но не помню, чтобы я давала инструкцию войти с ним в контакт. Вы мне больше не нужны. И не дай вам бог помешать мне. Я не переношу помех.
Чудовищная женщина сделал шаг вперед, шаг вперед сделало под три метра ростом, будто слепленное из материала, который от времени устремился вниз, превращая всё выдающееся в огромное и стремящееся к земле. Величина её носа могла соперничать только с длиной подбородка. Ей хватило одного шага, чтобы где-то далеко осталась охрана и чтобы Великому Магистру не нужно было ничего изображать. Теперь ему действительно было страшно. В следующее мгновение Хранительница просто растаяла в воздухе.
Флери напрасно пытался привести в себя двоих подчиненных. Они были мертвы еще до того, как Хранительница исчезла. Гостья Магистра всегда считала, что наглядные примеры помогают взаимопониманию.
День, в который столько всего вместилось, всё же угасал. По странной взрослой привычке молчать про то, что больше всего беспокоит, ни мама, ни папа ничего не говорили Таше. Скорее всего, они собирались пошептаться о важном, когда она уснет.
Ждать им оставалось недолго. Глаза у Таши слипались… Уже сквозь сон она почувствовала, как мама поправила одеяло. Свет в детской погас, и в этой комнате началась ночь. В соседней – вовсю сияла люстра. Там еще продолжался вечер. Вероятно, на самом деле вечер отличается от ночи простым нажатием кнопки выключателя. Родители Натали смотрели друг на друга, сидя за большим столом. Наверное, им очень хотелось сделать вид, что сегодняшнего дня вовсе не было. Привычные слова и мысли перестали быть полезными. Как-то не годилось сказать – «всё бывает», «не переживай».
– Может, пора нанести визит твоему брату? – наконец прервал молчание Мишель. – Может, он в этом что-то понимает?
Брата звали Илья, братом он был двоюродным и старше Мари на хорошие тридцать лет, и отличался он не только нещадно перевираемым на французский манер – Элие – почти сказочным именем, но и сказочно- ужасающим характером. Может быть, дело было в том, что, прожив всю жизнь во Франции, он так и не перестал быть эмигрантом. С Мари и Ташей он предпочитал говорить по-русски. Со всеми остальными – предпочитал молчать.
Служба Ильи в Иностранном легионе, а потом и приглашение в Академию предполагали довольно большую смертность среди знакомых, в том числе – среди друзей.
Висящий на стене топор с огромным топорищем был вовсе не сувениром. Гладкость рукояти была достигнута частотой и привычной легкостью, с которой он брался в руки. Когда какой-нибудь очередной сосед решал нанести визит вежливости, топор, пролетающий в угрожающей близости то от головы, то от мельтешащих конечностей, ни разу так и не достиг цели. Со временем у соседей выработалась традиция не подходить к участку Ильи ближе, чем… Вообще не подходить.
Было не совсем понятно, как Илья вообще умудряется орудовать сим столярным инструментом. Во всяком случае Мишелю удавалось с огромным трудом его просто поднять.
Впрочем, мысль поехать в гости к брату была вызвана вовсе не воспоминаниями о топоре. Дело было в том, что Илья всё в этой жизни объяснял поведением многочисленных духов и существ, кроме него, мало кому знакомых. Загадочные встречники, врыколаки и сумеречники, по его мнению, были в ответе за наводнения и падения самолетов, рождение детей и преждевременные смерти.
Спорить с Ильей было страшно – далеко от топора тот не отходил, а, как только сей грозный предмет оказывался у него в руках, спор умирал сам собой, и смиренной его сестре – Мари – и ее супругу – Мишелю – оставалось лишь выслушать очередную сказку.
– Илья? – вздохнула Мари. – Я тоже про него сразу вспомнила… Я просто пытаюсь себе представить: если всё, что он говорил, это правда, если только на секунду себе представить, что он что-то там такое понимает… Знаешь, сказки лучше читать, жить в них – удовольствие сомнительное. Может, на самом деле ничего страшного? Может, нечего себе голову ломать. Пару дней посидит дома, проверяющие эти уедут – и будет все по-прежнему. Да?
Наверное, муж и отец Мишель Алези сказал бы «да». Потому что связь между братом с топором и Ташей как-то не складывалась. И он даже уже приоткрыл губы, язык вплотную подошел к губам, чтобы первый звук этого короткого слова «да» прозвучал…
Свет выключился. Мишель прикусил язык, когда в полной темноте дом основательно тряхнуло. Свет включился. Не звякнула ни одна посудина. Не покачнулись занавески. Будто ничего и не было. По наитию, по предчувствию, нехорошему до тошноты, Мишель и Мари шагнули в комнату дочки. Щелкнул выключатель, как предохранитель пистолета. Одеяло сброшено на пол. Лист бумаги на тумбочке, карандаши, высыпавшиеся из коробки, раскрытая книга… Натали не было. Мари судорожно сжала пальцы на руке мужа. Детская была пуста.
Под кроватью, в шкафу, на всякий случай в туалете и ванной – Натали не было. Не было ее и в непонятно для чего вывороченных ящиках и ящичках. Напрасно в десятый раз открылись и закрылись двери на балкон. Напрасно трезвонили в двери к соседям и бранились со старой девой мадемуазель Валери, перекрикивая мегабасы, сотрясавшие её квартиру. Валери уже лет сорок как собиралась стать звездой шоу. С голосом и пластикой у нее были проблемы, зато вечеринки – самые шумные в квартале.
Напрасно было всё. Даже пять раз прочесанный во всех направлениях двор. И спокойный голос
