курочки на вертеле!
Дверь-загадка стонала и шаталась. Жалобно скрипели медные петли.
Из камина, чертыхаясь, выскочил тощий, словно жердь, стражник. За ним другой со зверским лицом.
– Дядя Алеша... – Катя сжалась, зажмурилась.
Трот опустился на колени перед железным сундуком. Ключ таял у него в руках, и ему казалось, что с каждой каплей тает его сердце.
– Не могу... – простонал Трот.
Дрожь в руках мешала ему вставить ключ в замочную скважину.
– Позвольте, я помогу вам! – Волшебник Алеша быстро выхватил ледяной ключ из рук Трота. В последний миг он вставил исчезающий ключ в узкую замочную скважину. Дзынь! Ключ повернулся с музыкальным звоном и тут же растаял. Несколько капель, чистых, как утренняя роса на траве, скатились с пальцев волшебника Алеши. Это было все, что осталось от ключа-невидимки.
И тут случилось чудо. Тяжелая крышка сундука без труда откинулась сама собой, словно какая-то невидимая сила помогала, подталкивала ее изнутри.
Глазам присутствующих предстали лежащие в беспорядке, сияющие, как найденный клад, золотые колокольчики.
Воздух в комнате наполнился звоном. Стены, казалось, раздвинулись от их радостного блеска.
Волшебник Алеша потянулся к золотым колокольчикам, но они сами нетерпеливо взмыли к нему навстречу, поднимаясь из темного сундука. Они улетали, благодарно коснувшись ладоней, на миг ласково прижавшись к щеке, к плечу.
В своем полете и сверкании они звонили освобожденно и счастливо. Их звон превращался в еле слышный смех.
Волшебник Алеша окунул руки в сундук, поднял вверх последние колокольчики и, как стаю птиц, выпустил их на волю. Золотые колокольчики исчезали один за другим, и крики радости и изумления неслись откуда-то снизу, с площади.
И вдруг губы Ниточки дрогнули – она улыбнулась. Слабо, неуверенно, но улыбнулась. Ниточка пошатнулась и ухватилась за плечо Трота, словно улыбка была ей не под силу.
Но и этой робкой улыбки было достаточно.
Дверь-загадка скрипнула и медленно отворилась сама собой.
За дверью стоял король. Он держал в руках граненый флакон с черным эликсиром.
Волны мрака захлестнули лицо короля, и оно казалось могильно-темным, лишенным жизни. Из-за его плеча выглянул Главный Сборщик Улыбок. Он что-то по-змеиному прошипел, но король не слышал его.
Полным отчаяния, остановившимся взглядом король глядел на опустевший сундук. Он пошатнулся и выронил из ослабевших пальцев флакон с эликсиром. Флакон разбился, эликсир мрака выплеснулся и, растекаясь по полу, прожег насквозь тяжелые мраморные плиты. В открывшийся провал с дребезгом посыпались стеклянные осколки флакона.
Счастливый торжествующий смех летел вверх с площади.
Король, бледнея, попятился, вздрагивая и озираясь, как безумный. Смех настигал его, ликующий и беззаботный.
Король не выдержал и, зажав уши руками, со стоном ужаса выбежал из зала. Стража, слуги, придворные, подгоняемые волнами смеха, бросились вслед за ним.
Глава двадцать третья
Музыка на площади. И главное: заветный кусочек мела
Катя изумленно оглядывалась, ахала, никак не могла прийти в себя.
– Дядя Алеша, а никого нет! Смотрите, все-все убежали. И стражников нет!
Только брошенный второпях остро отточенный кинжал валялся возле окна.
– Что-то щекочет мне усы, – философски заметил кот Васька. – Кажется, это улыбка. А если это улыбка, то, несомненно, это моя собственная улыбка. Логично? Логично! Пожалуй, это мур!
– Ниточка, скорее на площадь! – крикнул Трот.
Волшебник Алеша подхватил кота Ваську на руки. Перескочив через провал в мраморном полу, они побежали пустыми залами, удивляясь, что никто не попадается им навстречу, никто не пытается их задержать.
Во дворце было тихо и пустынно. Носовой платок, обшитый тонким кружевом, лежал на блестящем паркете.
Волшебник Алеша выбежал из дворца, остановился на верхней ступени лестницы, спускавшейся веером на площадь, и не узнал города.
Лучи солнца пробились сквозь редеющие облака и позолотили каждую розу-снежинку, отчего весь воздух засверкал и заискрился.
– Обопрись на меня, не бойся, Глазастик! – послышался голос Вихрика. – Подумаешь, летать! Что тут такого?
Над площадью, плавно опускаясь, летела Глазастик. Она испуганно улыбалась. От улыбки легкое сияние порхало вокруг ее лица.
– Боюсь! Держи меня, Вихрик! – лепетала она. – Ой, разобьюсь! Еще как далеко до земли!
– Какая ты стала тяжелая, ф-фу! – отдувался невидимый Вихрик. – Никаких ветреных сил не хватит!
На нижней ступени лестницы стоял молодой скрипач с седыми волосами, и мелодия жизни и освобождения вдохновенно лилась из-под его смычка.
Он не сводил счастливых глаз с девушки, стоявшей рядом. Это была кружевница Миэль.
Миэль глубоко вздохнула, словно пробуждаясь от тяжелого сна. Она опустила руку, прижатую к щеке и крепко стиснутую в кулачок. Легкий красный след остался на нежной коже.
– Неужели?.. – растерянно улыбнулась Миэль, с трудом распрямляя затекшие пальцы. – Это было так страшно: ветер и пустота. Иногда звезды, совсем близко...
– Как долго ты летала, как долго длилась смерть, – шептали губы скрипача.
Волшебник Алеша увидел улыбающуюся тетушку Ох, а рядом с ней Глазастика.
Глазастик подпрыгивала на месте и не переставая смеялась. И от этого смеха и лучей солнца ее юбка стала голубой и пышной и теперь была похожа на перевернутый цветок колокольчик.
– Тетушка Ох, посмотри, как я улыбаюсь! – без конца повторяла Глазастик. – А улыбка не потеряется? А во сне ее никто у меня не отнимет?
– Родная моя, – сказала тетушка Ох. – Не бойся, больше никто ее не отнимет. Но посмотри, посмотри! Вон старый фонарщик. Он всегда зажигал фонари на нашей улице, и, когда у него было хорошее настроение, они становились разноцветными. Как я грустила, когда он улетел. Но теперь он вернулся. А вон тетушка Крем! Забыла, какие она пекла пирожные? Она тоже вернулась. Все возвращаются!
– А я еще умею смеяться! – не умолкала Глазастик. – И я теперь могу дружить с Вихриком, правда?
– Правда, правда, правда! – послышалось откуда-то сверху. – Глазастик будет дружить со мной! Поэтому я не улетел с королевой Ветреницей!
Мелькнули вечно беспокойные руки Вихрика. На этот раз они освободили тонкое кружево, привязанное к руке скрипача, с которым он не расставался с тех пор, как улетела Миэль.
Кружево полетело над площадью, свиваясь кольцами и распускаясь, и казалось, волны музыки поднимают его и несут.
Катя услышала звук шагов и оглянулась. Позади нее в высоких дверях стоял Побегушка.
Побегушка сбросил вниз с лестницы поднос, и тот с грохотом заскользил по ступеням, подскакивая и блестя.
– Слышала мои шаги, Тс-с? – крикнул он. – Теперь я не улечу!
Внизу на площади старый актер читал детям веселые стихи. А птицы, наклевавшись вкусных крошек, которые им кидали из окон старушки, смирно сидели на ветках и с почтением слушали мудрую Кукушку. По такому случаю она позволила себе на время покинуть свой домик над часами.
– Неплохо бы перекусить, – облизнувшись, сказал кот Васька. – Обедать, между прочим, пора, а не
