иметь такого цвета платье, – позже эти травяные покровы будут просто сиять. Сейчас отличительной особенностью сада является очаровательные резуха и обриеция, которые лиловато-розовыми и белыми пучками растут на террасах серого камня. Первое, что пришло мне в голову, когда я оказалась здесь, – богатство. Сразу видно, что дом принадлежит миллионерам первого или второго поколения. Кредитоны постоянно прилагают все усилия, чтобы следовать традициям, чтобы их род и происхождение были лучшими, какие можно купить за деньги. Имение совершенно отличается от поместья Хенрок, где я ухаживала за леди Хенрок до работы в «Доме Королевы», она, кстати, задолжала мне пятьсот фунтов. Поместье Хенрок существовало пятьсот лет. Несмотря на то, что оно уже пришло в ветхость, разница была очевидна. Когда я разглядывала замысловатые солнечные часы, ко мне подошел сам наследник миллионов, Рекс Кредитон, собственной персоной. Мистер Рекс, не сэр, на эту приставку к своему имени имел право лишь сэр Эдвард, к огорчению ее милости. Он был среднего роста, симпатичный, хотя красивым его едва ли можно было назвать; выглядел он достаточно уверенным, и все же в нем проглядывала робость. Одет он был в безукоризненный костюм, наверное, шил его в Савайл Роу. В Лангмауте подобной работы не сыщешь. При виде меня он удивился, поэтому я решила представиться.
– Я – сиделка миссис Стреттон, – сообщила я.
Он поднял брови, они у него светло-рыжие, ресницы тоже рыжие, глаза цвета топаза – желто- коричневые, орлиный нос, как на портрете сэра Эдварда, очень белая кожа, усы отливали золотом.
– Вы слишком молоды для такой профессии, – заметил он.
– Я достаточно квалифицированна.
– Уверен, что вы бы не стали работать, если бы вас не вынудили к этому обстоятельства.
– Я тоже в этом уверена.
Я видела, что внешне я понравилась ему, хотя он и сомневался в моих способностях. Он спросил меня, как долго я нахожусь в замке и довольна ли я своей работой. Я ответила, что довольна, и выразила надежду, что он не возражает против моих прогулок в саду. Он ответил, что нисколько, и стал умолять, чтобы я гуляла везде, где ни пожелаю. Он решил показать мне сад, озеро и заросли, которые были посажены сразу после его рождения, теперь они превратились в небольшой еловый лесок. Сквозь него вела тропинка прямо на край скалы. Он провел меня туда и стал изучать железную ограду, сказав, что садовникам даны строгие указания следить за тем, чтобы ограда была в хорошем состоянии. «Это необходимо», – заметила я. В этом месте был резкий спуск прямо в ущелье. Облокотившись на ограду, мы смотрели на дома на противоположной стороне за мостом. Он окидывал местность гордым взглядом собственника, и я вспомнила, как Анна говорила, что Лангмаут обязан своим процветанием Кредитонам. В этот момент он казался важным и властным. Он стал рассказывать о Лангмауте и судостроении, я слушала ею с большим интересом. Я понимала, что в этом суть его жизни, как когда-то было сутью жизни его отца. Я заинтересовалась историей «Леди Лайн» и готова была слушать его еще и еще, а он был готов все говорить и говорить.
Говорить-то он был готов, но его рассказ о том, с каким трудом его отец воздвигал дело своей жизни, был лишен страсти.
Я сказала, что вся история создания грандиозной судоходной линии звучит воистину романтично.
Меня удивило, что он, только познакомившись со мной, разговаривал так легко. По-видимому, он тоже понял это, потому что внезапно переменил тему и стал обсуждать деревья и парк. Вернувшись к солнечным часам, мы прочитали надпись на них: «Я считаю лишь счастливые часы».
– Я попытаюсь делать то же самое, – прокомментировала я.
– Пусть ваши часы будут только счастливыми, сестра.
Его глаза цвета топаза смотрели на меня с теплотой и добротой. Я пришла к выводу, что не такой уж он суровый, каким хочет казаться, он пришелся мне по душе.
Он удалился, оставив меня одну. Не сомневаюсь, что вскоре встречусь с ним вновь. Я еще раз обошла террасы, прошла мимо стены и даже пробралась сквозь заросли к железной ограде, нависшей над ущельем. Я была в восторге от знакомства и ликовала, потому что произвела на него впечатление. Он крайне серьезный, и, наверное, я показалась ему легкомысленной, потому что все время болтала и смеялась. Некоторым я поэтому и нравлюсь, но на серьезных людей я произвожу впечатление пустышки. Он относится к типу серьезных людей. Все-таки я довольна, что познакомилась с ним, ведь именно он считается главой семьи, и не только семьи: как наследник своего отца теперь он, а не мать, расточает все блага.
Я вернулась к солнечным часам. Часы, проведенные с ним, я буду обязательно считать.
Я взглянула на свои часы, сделанные из бирюзы и украшенные маленькими бриллиантами в виде розочек, – их перед смертью подарила мне леди Хенрок – и сравнила время с солнечными часами. Пациентка скоро проснется. Пора на работу.
Подняв голову, я посмотрела на башню, но не на ту, в которой живет моя пациентка, а на другую, которая находится в дальнем конце западного крыла. Высоко-высоко я отчетливо разглядела чье-то лицо в окне, которое через несколько секунд исчезло.
Кто же это может быть? Слуга? Не думаю. В этой башне я еще не была. Я еще много чего не видела в замке. Я задумчиво отвернулась, потом внезапно что-то заставило меня вновь повернуться к башне и взглянуть наверх. Снова лицо. Кто-то следил за мной, к тому же украдкой, поскольку, как только она (мне бросился в глаза чепец на седых волосах) поняла, что я заметила ее, тут же спряталась.
Занимательная история! Но ведь в замке все интересно. Но меня больше интересовало мое свидание с хозяином замка – символом богатства и власти, чем еле различимое лицо у окна.
Между тем небо покрылось тучами, солнце скрылось, каждую минуту мог пойти дождь. Замок казался мрачным. Это был подходящий момент, чтобы заблудиться. И я пошла заблуждаться. Я вскарабкалась по
