Юрий Михайлович, – подвела итог своим рассуждениям Касатонова, – вам виднее.
Однако утро началось для Касатоновой совсем не так, как она предполагала. Словно какое-то другое существо, поселившееся в ней, само принимало решения, даже не посвящая ее в то, что затевало. Едва проснувшись, Касатонова быстро встала, оделась, почти на ходу выпила кофе и, мимолетно взглянув на себя в зеркало, встряхнув волосами и уже тем самым приведя их в некое подобие прически, вышла за дверь. Лифт стоял на площадке уже открытый – кто-то неведомый, невидимый продолжал помогать ей в это утро.
Выйдя во двор, она остановилась на крыльце, окинула взором залитый солнцем двор, как бы изумляясь его нарядности после ночного дождя, и, повторив маршрут Юшковой в ту зловещую ночь, вышла на улицу. Бросила взгляд в одну сторону, в другую и сразу же увидела то, что искала, – машина со строительной люлькой стояла за автобусной остановкой на расстоянии двух домов.
Не колеблясь, Касатонова направилась к машине.
– Здравствуйте! – громче, чем требовалось, поздоровалась она с водителем, который копался в моторе. Тот, не вылезая из мотора, повернул голову, посмотрел на дамочку со сверкающими глазами и лишь после этого покинул металлические внутренности своей машины.
– Здравствуйте, – проговорил он озадаченно.
– Прекрасная погода, вам не кажется?
– Ничего погода, нормальная.
– Моя фамилия Касатонова. Я живу вон в том доме.
– Очень приятно. Мухин.
– А зовут?
– Александр. Можно Саша.
– Послушайте, Саша... А что, если я обращусь к вам с одной совсем маленькой просьбой? Можно?
– Валяйте.
– Мне нужно заглянуть в одно окно. А дотянуться не могу – роста не хватает.
– А на каком этаже окно?
– На третьем.
– Да, росточку в вас маловато, – усмехнулся Мухин. – В каком доме окно?
– А вон, рядом... Через два дома.
– Так... – Мухин нахмурился, выпятил губы, как бы пытаясь понять скрытый смысл просьбы. – Это тот самый дом, где смертоубийство совершилось?
– Тот самый, – радостно сказала Касатонова.
– Наверно, и окно то же самое, в которое неделю назад заглядывал один мордатый мужик?
– Скорее всего.
– Нет, не пойдет. Еще влипну куда-нибудь, вляпаюсь, вступлю в какую-нибудь какашку, а потом иди отмывайся, отгавкивайся, оправдывайся... Нет. Не хочу.
– Тот мордатый мужик заплатил вам пятьдесят рублей, правильно? А я плачу сто. Годится?
– В квартиру не полезете?
– Ни в коем случае. Даже форточку открывать не буду. Только ладошки приложу к стеклу, – Касатонова показала, как она приложит ладошки, – чтобы не отражались посторонние предметы.
– И долго будете в окно смотреть? – постепенно соглашался водитель.
– Полминуты.
– И за полминуты сто рублей?
– Могу заплатить вперед, – Касатонова протянула сотню.
– Не надо, – Мухин отвел ее руку в сторону. – Сделаем дело, потом заплатите. Садитесь в машину. Здесь чисто.
Водитель уже знал дорогу, знал, как подъехать к балмасовскому окну, где остановиться. Все это он проделал легко, сноровисто, даже охотно – подобные вещи Касатонова всегда чувствовала безошибочно. Освободив рычаг люльки от креплений, Мухин опустил ее до самой земли и махнул из кабины рукой – залезай, дескать. Касатонова не без опаски ступила на плавающий над землей пол люльки, набросила на крючок страховочную цепь, которая должна была уберечь ее от выпадения.
– Вперед? – спросил Мухин.
Касатонова молча махнула рукой – поехали, дескать.
Оказаться на высоте третьего этажа во вздрагивающей, раскачивающейся люльке было страшновато, но Касатонова, вцепившись пальцами в перемазанные известью перила, молча переносила охвативший ее ужас. Люлька медленно приближалась к стене дома, и в эти мгновения Касатонова больше всего опасалась, что неустойчивое сооружение выйдет из мухинского повиновения и она вместе с этой железной клеткой ввалится в чью-нибудь квартиру.
Но все обошлось.
Видимо, Мухин был достаточно опытным водителем, и люлька приблизилась к нужному окну осторожно, даже с некоторым изяществом. С трудом оторвав пальцы от перил, Касатонова приникла к окну, приложила ладошки к вискам, чтобы лучше рассмотреть внутренность квартиры. И действительно – не прошло и минуты, как она уже махала рукой водителю, умоляя поскорее опустить ее на землю.
– Все в порядке? – спросил он.
– Не представляю, как можно работать в этой железке! Неужели из нее никто еще не вываливался?
– Случалось, – протянул водитель. – Всяко случалось.
Деньги он взял с неуловимым достоинством, не глядя, сунул в карман брезентовой куртки и, прощально махнув рукой, начал заводить люльку на штанги, закреплять ее, чтоб не болталась при езде.
– Спасибо! – крикнула Касатонова.
– Если еще куда захочется заглянуть – обращайтесь! Выручим.
– Обращусь! До скорой встречи!
К следователю Убахтину Касатонова вошла, когда допрос приглашенных с мебельной фабрики уже начался. В кабинете, напротив следовательского стола, сидели в ряд балмасовский заместитель Цокоцкий, главный бухгалтер Хромов и начальник отдела снабжения Рыбкин.
– Разрешите, Юрий Михайлови-и-ич? – пропела Касатонова, появившись на пороге.
– Входите, Екатерина Сергеевна. Давно вас ждем.
– Я выполняла ваше задание, – сказала Касатонова. – Поэтому немного задержалась.
– Выполнили? – Убахтин сразу включился в игру.
– Есть некоторые подробности, но в общем... Все в порядке. Наши подозрения подтвердились.
– Да? – удивился следователь – он не был готов к столь отчаянной игре. – Ну, тем лучше. Присаживайтесь, мы продолжим. Тем более что взаимопонимание у нас наладилось, да? – повернулся он к сидящим перед ним мужчинам.
Цокоцкий был наряден, румян, уверен в себе. Сидел чуть вразвалку, забросив ногу на ногу, играл зажигалкой, изготовленной в виде винтовочного патрона. Бухгалтер Хромов был в точности такой, каким и положено быть бухгалтеру, – лысоватый, с зализанными назад жидкими волосенками, торчащим вперед достаточно массивным носом. И сидел он, как бы пребывая в какой-то зависимости – подавшись вперед, чтобы получше уловить вопрос и тут же, не задумываясь, ответить на него быстро и полно. Это должно убеждать следователя в искренности его, в бесхитростности и полнейшей открытости. Начальник отдела снабжения Рыбкин был насторожен, на вопросы откликался как-то нервно, даже на те, которые относились совсем даже не к нему. Видимо, сам вызов к следователю заставлял его напрягаться, чтобы ответить и убедительно, и неуязвимо.
– Значит, вы утверждаете, что со смертью Балмасова дела на фабрике не пошли хуже? Предприятие не развалилось? – спросил Убахтин, не обращаясь ни к кому отдельно.
– Дела пошли лучше, – первым успел ответить Хромов. – Это видно даже по тем налогам, которые мы
