Шели постарался ничем не выдать своего раздражения. Да, все плохо, да, назревает какая-то катастрофа, но разве это повод для самоубийства? Леппе даже не спросил мнения самого Грамми, собирается идти напролом. Только разве проломишь головой стену? Поправив на плече крестьянский мешок, Шели незаметно сунул в него руку и нащупал арбалет. Хромому об этом оружии он решил ничего не говорить: сам виноват, ведь даже не расспросил толком о гибели Вика.
Непривычно было идти по пустой дороге утром. Миновав поворот к домику отца Урле, грачи постепенно приближались к тому самому месту, где едва заметная тропка уходила к полуразрушенной ферме, скрытой рощей, и дальше, к осиротевшим крестьянским наделам, Шели набычился, ожидая именно здесь нападения, но Хромой будто и не помнил ни о чем, шагал и шагал.
– Может быть, забьемся в какой-нибудь трактир и переждем? Люди вернутся на дорогу, как только выслушают своего любимого отца. Ты пока мог бы вздремнуть пару часов.
– Иштемшир не может ждать.
– Дорога пуста, как ночью, Хромой! Нас убьют за поворотом – и Иштемшир не дождется вовсе никого!
Леппе некоторое время не отвечал, продолжая упорно идти вперед. Потом слегка оттолкнул Шели:
– Иди сзади, с краю дороги. Если они меня остановят, то ты их увидишь раньше, чем они тебя. Другого способа не вижу, ждать больше нельзя. Кто-то должен добраться до гвардейцев, чтобы они закрыли хотя бы Морскую стену. Оттуда надо начинать чистку: сначала Иштемшир, потом Вельшея, наконец Грохен и, наверное, Сош. Нужно много солдат, нужно, чтобы Святые Отцы вспомнили об отце Неводе и сняли с людей грех за случайную кровь, создали ополчение. Но в Кенчи-пьяше сами все поймут со временем, нужно только закрыть Морскую стену! Кто держит Чакар и Морской порт, тот и хозяин в Иштемшире, сам знаешь. Если атори проникнут туда, если и там разведут свои лживые новшества – город падет. Ноосат, наверное, обречен, а Иштемшир еще можно спасти.
– Давай задержимся в трактире, дождемся носильщиков! Или уж тогда пошли через лес, так даже короче.
– Нет смысла рисковать, если дорога свободна. Я надеюсь, что днем их здесь нет. А лес… Пойдешь один, если со мной что-нибудь случится. Я обязан попытаться дойти быстро.
Грамми остановился, едва сдерживая ругань. Тупой говноклюй! Изобразил на роже вселенскую скорбь и теперь мечтает поскорее выйти из игры с чистой совестью. На его душе не висит человеческая смерть.
32
В это время отец Урле уже начал говорить, встав на подоконник настежь распахнутого окна Совета Святых Отцов. Благодаря невысокому росту Урле не нужно было пригибать голову. Отец смотрел на толпу со спокойной гордостью. Несмотря на бессонную ночь, он чувствовал себя полным сил
– Ты готов, Манен? – негромко спросил он.
– Да, все запишу. – Помощник вооружился стопкой листов, пером и тушью.
Внизу, на первом этаже, ждали газетчики – ночью Урле приказал им перебраться в Совет и с этого дня работать здесь. Все равно помещения освободились, ведь из тридцати членов Совета двадцать два заперты в подвале. Еще семь, из которых людьми были только двое, смотрели на Урле снизу, готовые поддержать его возгласами.
– Друзья! – начал отец, вытянув вперед обе руки. Толпа одобрительно зашумела, и Урле сделал паузу.
– Друзья! – повторил он. – Грохенцы и гости нашего города! Люди всех рас и народов Ноосата! Пусть те, кто хорошо понимает вельшейский, растолкуют мои слова тем, кто не знает его, ибо это важно для всех нас.
Внизу наступила тишина, и лица горожан слились для Урле воедино. Он начал говорить так, как велело ему сердце, а значит, и Небо. Низкий, чуть хрипловатый голос разносился над площадью, и даже часовые дружинники у ворот Дворца могли разобрать каждое слово. Небо действительно благоволило Урле: погода стояла тихая.
Много лет отец готовился к этой речи, он знал каждую фразу. Сначала Урле говорил о Грохене, сердце Ноосата – моста, который дан Небом этому миру, чтобы соединять Восток и Запад, Север и Юг. Говорил о тяжких испытаниях, посылаемых людям свыше, об отверстых вратах Ада, через которые приходят полчища демонов, подлых убийц в человечьем обличье. Что должны понять люди, за что Небо наказывает их?
– Все в ведении Неба, оттого оно сверху, а поверженный Ад сокрыт под нашими ногами. Зачем же само Небо позволило извергнуться снизу скверне? Сотни лет мы, Святые Отцы, не хотели этого знать. Мы учили вас быть слепыми, потому что и сами не видели правды. Но час пришел.
Урле сделал паузу, длинную, как эти сотни лет Войны. А потом провозгласил:
– Мир. Тайное стало явным: Небо посылало в мир не демонов, а людей, томящихся в Аду. Небо дает им шанс вернуться, открыть в себе добро. Те мириады, что сошли за тысячелетия в вечный мрак за душегубство, теперь прощены. Они приходят, потому что срок их страшного наказания кончился, вина искуплена.
Не дав горожанам переварить эту новость и задать некоторые естественные вопросы, отец Урле возвысил голос:
– Увы! Часть грешников не раскаялась, не изжила в себе злобу и опять отягощает душу убийством. Такие должны быть уничтожены и низвергнуты обратно в Ад, как завещал нам отец Невод, да пребудет во славе имя его! Но те, что смиренны, что перебороли себя, несут искреннее добро. Отталкивать их – грех.
Грех перед Небом, ведь это противоречит замыслам его, пусть даже ради испытания добро приходит из Ада. Исправившиеся, муками неописуемыми заслужившие прощение душегубы возвращаются, хотя и в ином теле. Они – Третьи Люди, и их приход знаменует собой начало новой эры, эры Мира. Вспомните, вспомните, что написано в древнейших Книгах! Мы – Вторые Люди, пришедшие некогда на смену Первым, предавшим заветы Неба. Из них князь Ада создал своих первых слуг, и случилось так именно потому, что они не приняли новых детей Неба. Теперь наш черед решить свою судьбу.
Горло пересохло. Отец Урле протянул назад руку, и Манен тут же вложил в нее бокал с вином. Толпа внизу безмолвствовала, ошарашенная количеством излившихся на нее новостей. Соображают, укладывают
