Думали, небось, что толковых электронщиков в экипаж крейсера не берут. Либо… нет, это уже паранойя какая-то получается…
– Какая паранойя? – заинтересовался я.
– Не бери в голову, – отмахнулся Генрих. – В космосе всякое мерещится… Нет, ерунда, разумных кораблей не бывает, корабль не может сам снять программные блокировки. Просто никто не рассчитывал, что в экипаже окажется нормальный программист.
– Наверное, так и есть, – заметил я. – Откуда военным космонавтам знать электронику во всех подробностях? У них другая профессия.
– И хорошо, что другая, – сказал Генрих. – Разобрался я с этими схемами, отключил все лишнее, теперь наш крейсер на запросы других кораблей отвечать не будет. Неприятно, правда, может получиться, если в систему пожалует другой такой же крейсер.
– Почему неприятно? – не понял я.
– Как только мы отключаем контуры внешнего управления, мы начинаем выглядеть на сканерах других кораблей как корабль чужих, – объяснил Генрих. – Я не смог оставить опознавание свой-чужой и отключить внешнее управление, там все очень тесно увязано. Примут нас за гиббонов каких-нибудь и начнут атаку.
– Может, с орбиты уйти? – предположил я. – Или хотя бы подняться повыше… Сейчас корабль на фоне планеты сразу бросается в глаза.
– Я уже думал об этом, – сказал Генрих. – Энергии уйдет слишком много – вначале подниматься, потом за тобой опускаться, либо тебе придется сутки болтаться в скафандре, пока до нужной орбиты доберешься. А смысла большого нет – гражданских кораблей нам бояться не нужно, а вероятность, что сюда залетит военный корабль, почти нулевая. Да даже если и залетит, ничего страшного, скорее всего, не случится. Защитный рой у нас развернут по полной программе, одиночная торпеда не прорвется, а если пойдет серьезная атака – выдернем тебя по быстрому и уйдем в прыжок. Не бери в голову! Сколько в космофлоте тяжелых крейсеров? Сотня, две? А сколько планет колонизовано? И вообще, давай с этими разговорами завязывать, а то накаркаем еще.
– Давай, – согласился я. – Как у вас с Машей со здоровьем?
– Нормально. А почему ты спрашиваешь?
– Вам надо адаптироваться к нормальной гравитации…
– А, ты об этом… – протянул Генрих. – Маша на тренажерах занимается, но это дело небыстрое.
– А ты?
– А я – нет, – отрезал Генрих. – У меня других забот навалом.
– Если мы тут застряли надолго, может, ей тоже на поверхность спуститься? – спросил я. – Адаптация быстрее пойдет…
– Я уже предлагал, – сказал Генрих. – Говорит, пока еще рано. Дней через десять, говорит, может быть…
– Понятно, – вздохнул я. – А я тут со скуки пухну.
Генрих рассмеялся.
– Я бы так не сказал, – заметил он. – Как ты с этой девицей оттягивался – любо-дорого смотреть было.
– С какой девицей?
– Ну, с этой… которая рыжая, в трусах и с голыми сиськами. Как ее звали… Лиза, кажется.
– А, эта… Девица как девица, ничего особенного.
– Так уж и ничего особенного! Я в жизни много чего повидал, но такое, что вы с ней вытворяли, только в порнухе доводилось видеть. Молодец девка. Я Маше сразу сказал – смотри и учись.
– А Маша как отнеслась к этому?
– А сам-то как думаешь? – хмыкнул Генрих. – Обрадовалась, блин. Если ты еще не понял, говорю ясно – она в тебя влюбилась по самые уши. Планы строит… Если тебе на нее наплевать, лучше сразу скажи, чтобы зря не расстраивать.
Неожиданно в канале что-то запищало, а потом где-то вдали раздался незнакомый женский голос, монотонно бубнящий нечто неразборчивое.
– Что такое? – не понял я. – Генрих, кто это говорит?
– Погоди, – отмахнулся Генрих. – Сейчас… ага, точно. У нас гости.
– Какие гости?
– В систему Загроса вошел корабль. Большой корабль, либо грузовик, либо крейсер типа нашего. Сейчас разберемся… Если он не выпустит рой, пожалуй, включу опознавание обратно. Вот что, Алекс, ты меня извини, но сейчас не до тебя. От скафандра далеко не отходи, если что, мы тебя сразу выдернем. Молиться умеешь?
– Я – нет, но Наташа умеет.
– Скажи ей, пусть молится. Хотя нет, лучше ничего ей не говори. Мало ли как дело повернется… Все, конец связи, работать пора.
– Удачи!
– Ага, спасибо, – буркнул Генрих. – Удача нам сейчас пригодится.
Ближе к вечеру приехал Том, он оказался белым мужчиной лет сорока, красивым, как киноактер. Мы
