– Дикие, домашние… – раздраженно отмахнулся Василий Дмитриевич. – Ваши компьютерные заморочки меня больше не интересуют. У нас и без того большие проблемы.
Я сел за стол и приготовился внимательно слушать.
– Час назад прошла новая волна маски-шоу, – сообщил Василий Дмитриевич. – В Нижнем Новгороде задержали фуру с нашими сидюками. На складе в Очаково конфисковали продукции на три миллиона. Прямо сейчас опер-группа ФСБ потрошит «газель» со спецпродукцией.
– Что они могут найти? – поинтересовался я.
– Спецпродукцию, – улыбнулся Василий Дмитриевич. – Я же не совсем дурак, я предполагал нечто подобное, хотя и в меньших масштабах. Идет большой наезд, и, сдается мне, это не просто наезд, а передел рынка.
– Что крыша говорит? – спросил я. Василий Дмитриевич нахмурился:
– Ничего. Обещает разобраться. Я распорядился остановить все производство, кроме легального. Будем сворачиваться.
У меня похолодело внутри. Если шеф считает, что пора сворачиваться, все не просто скверно, а очень плохо.
– Неужели все так безнадежно? – спросил я.
– Надеюсь, что нет, – сказал шеф. – Но я всегда настраиваюсь на худшее. Бросай все дела и займись свертыванием производства. Вопросы?
– Может, мне лучше сначала поговорить с агентами…
– Сначала проследишь за консервацией оборудования, потом будешь делать все остальное.
– Хорошо. А ваша семья уже за границей? – неожиданно спросил я.
Василий Дмитриевич криво усмехнулся.
– Моя семья там уже второй месяц, – ответил он. – Лето на дворе, что им в Москве мариноваться? Насчет своей родни решай сам. Прямой необходимости, по-моему, нет, хотя лучше перебдеть. Но в первую очередь займись оборудованием, семья подождет.
Я заверил шефа, что полностью с ним согласен, и покинул кабинет. Выйдя на улицу, я достал мобилу, позвонил жене и сказал, что мне пришла в голову замечательная идея. Почему бы ей не взять детей и не уехать отдохнуть куда-нибудь в Европу. Нет, не обязательно прямо сейчас, но в течение недели из Москвы стоит выбраться, потому что лето скоро кончится. Лиза поинтересовалась, уверен ли я, что хочу опустошить наши сбережения, но я ее заверил, что финансы очень скоро вернутся к прежнему уровню. Так оно и будет, Василий Дмитриевич о сотрудниках заботится и моральные издержки всегда компенсирует материально.
Весь день я занимался оборудованием. Консервация заключается в том, что оборудование приводится в состояние, в котором пристальный взгляд, брошенный на него сторонним наблюдателем, может вызвать смутное подозрение, но не более того. Поводов к аресту техники или тем более к задержанию сотрудников компании быть не должно.
Проще всего дело обстоит с автоматической линией, выпускающей микросхемы. Достаточно всего лишь поменять программу, и линия начинает штамповать совсекретную продукцию оборонного назначения. Большая часть ее изготовляется в те периоды времени, когда руководство компании опасается проверок. Заказчик об этом знает, но ему важно только то, что годовой объем поставок в точности совпадает с тем, что записано в контракте, а сколько микросхем в каком месяце сделано, его не волнует. Хорошо иметь дело с госзаказами.
С линией, штампующей сидюки, сложнее. Теоретически ее тоже можно перевести на выпуск легальной продукции, но найти для пиратских дисков такого же неприхотливого заказчика, как для микросхем, нереально. Поэтому с этим цехом мы поступаем по-другому. Вначале вся территория тщательнейшим образом проверяется на предмет наличия заготовок или, не приведи господь, готовых дисков. Все обнаруженное сваливается в большие металлические ящики, они складируются в специально предназначенном для этого подвальном помещении, на всех планах здания отсутствует, и обнаружить его можно только случайно. Но какой нормальный человек попрется изучать тесный коридорчик с низким потолком, под которым не только ни одной лампы не горит, но и проводка отсутствует? А если какой маньяк и полезет в этот закуток, то очень скоро увидит короткую лестницу, нижние ступени которой затоплены. Чтобы добраться до склада незаконных вещей, надо метров двадцать брести по пояс в холодной воде.
Когда схрон заполняют продукцией, вода откачивается, вдоль стены протягивается временная проводка, устанавливаются фонари, и сотрудники, временно переквалифицировавшиеся в грузчиков, работают в относительном комфорте. А потом, когда аврал заканчивается, коридор снова затапливается водой, рабочие получают честно заработанную премию и расходятся по домам, потому что они считаются как бы уволенными до того момента, когда производство можно будет снова расконсервировать. Впрочем, с формальной точки зрения они у нас вообще не числятся, потому что по документам эта линия остановлена в день принятия нового закона об авторских правах и с тех пор ни разу не запускалась.
На первый взгляд схрон в подвале – не самое надежное место для хранения компромата. Но туда не так-то просто войти даже с ордером. Режимный отдел завода, на котором мы арендуем часть территории, относится к подвалам просто параноически. Подозреваю, что не мы одни храним там вещи, не предназначенные для посторонних глаз. Это хорошо – позволяет сильно сэкономить на взятках.
После того как основной компромат захоронен в подземелье, наступает время повторного осмотра территории. Обычно две-три болванки где-то обязательно находятся. А потом начинается самое интересное.
Пол тщательно подметается, а затем с помощью специальной установки равномерно посыпается пылью. Из соседнего помещения извлекается специально подобранный мусор, который живописно разбрасывается по цеху, создавая впечатление, что линия действительно простаивает черт знает сколько времени. В качестве финального аккорда в помещение запускается десяток крыс и три десятка мышей из зоомагазина.
Если проверка все-таки приходит, уходит она несолоно хлебавши. Чтобы определить, что линия Остановлена не в прошлом году, а вчера, нужна экспертиза. А кто ее будет проводить?
Простого человека со стороны на территорию режимного объекта не допустят. А экспертов, имеющих
