взят из его жизни. Когда они с Шерри познакомились, она как раз рассталась с этим парнем… Так, минуточку! Странно как. Настоящий возлюбленный Шерри играл именно на гитаре. А в романе он был барабанщиком. И вот Анджела снова сделала его тем, кем он был на самом деле. Впрочем, ничего такого уж удивительного, тем более что Анджела, сознательно или нет, но отталкивается от его романа. Естественно, она выбрала для своего героя другой инструмент. На чем вообще играют джаз?
Он находит место, где остановился, и читает дальше:
Я молодая была. Все зажило. Синяки прошли. Только однажды утром я проснулась, вылезла из постели и по дороге в ванную упала. Когда попыталась встать, перед глазами все закружилось, и я снова рухнула на пол. Теперь я по-настоящему испугалась. Решила, что, когда он меня ударил, что-то случилось с мозгом. Я вызвала такси. Поехала в больницу. Врач был молодой и симпатичный. Мне не хотелось ему рассказывать, что мой друг чуть меня не убил. Я сказала, что не понимаю, в чем дело. Он попросил показать горло. Сказал, что у меня воспаление уха. Я так обрадовалась, что вскочила и кинулась его благодарить…
Очнулась я на полу. Вокруг суетились медсестры. Красавец доктор щупал мне пульс. Читатель, я стала его женой.
На этом все. Тут рукопись заканчивается, и очень кстати, потому что Свенсон воспринимать ничего больше не может. У певицы в его романе была ангина – как у той, настоящей, которая пришла на прием перед ним. Воспаление среднего уха было у самого Свенсона, в романе об этом ни слова.
Вот уж о чем Анджела узнать никак не могла. Это же просто невозможно – невероятно, – что она так на него настроилась и, словно неким чудесным радаром, улавливает подробности из его прошлого. Впрочем, бывают случаи и более странные. Он отлично помнит, как его приятели-писатели (тыщу лет назад, когда у него еще были приятели-писатели) разговаривали о сверхъестественных совпадениях, которые случаются сплошь и рядом. Придумываешь героя, сочиняешь сюжет, а через несколько дней встречаешь такого человека или с тобой происходит то, что ты напридумывал.
А что, если он рассказывал эту историю на занятиях. Или кому-нибудь, кого Анджела знает? Они с Шерри представляли ее в лицах на факультетском ужине, но это было много лет назад. Может быть, Магда? Нет, он не в состоянии представить себе Магду, по-приятельски выкладывающую Анджеле историю о том, как профессор Свенсон познакомился со своей женой.
Он тянется к телефону – это уже становится привычкой. Начитавшись текстов Анджелы, он испытывает настоятельную потребность поболтать по телефону. Кому позвонить? Пожалуй, сейчас не лучшее время выслушивать жалобы Лена Карри, сокрушающегося, как трудно быть удачливым, хорошо зарабатывающим и очень популярным редактором с Манхэттена. Шерри он звонить не хочет, и Магде не позвонит – как бы снова якобы случайно не свести разговор к Анджеле Арго. Анджеле он тоже не готов звонить: не станет же он обсуждать с ней новую главу, думая только об одном – как она разузнала подробности его жизни.
Ну ладно, если у него уже выработался рефлекс на телефон, так и позвоним – на рефлексе. Свенсон чувствует только, как пальцы жмут на кнопки. М-мда, чей же это номер? Это, конечно, просто шутка, но – ого! – похоже, он звонит по номеру из стихов Анджелы, в «Секс по телефону».
Непонятно только, как он его запомнил. Он же все забывает. Ответ один: он давно знал, что позвонит.
Он испытывает легкое волнение: так волнуешься, переворачивая страницу, только на сей раз страницей окажется телефонный счет английской кафедры. Сексуальные услуги по телефону за счет университета – не повредит ли это его репутации? Да чего, собственно, бояться? Секс по телефону не считается преступлением. При мысли о том, что ему могут запретить звонить по секс-номеру, он решает, что позвонит непременно и будет разговаривать, пока его не оттащат от аппарата.
Нет, скорее всего у него спросят номер кредитной карточки. И в университетский счет это не попадет. Да он вообще не собирается ни с кем беседовать. Только узнает, кто подойдет. Вообще-то он уверен, что номер выдуманный. Попадет к какому-нибудь старикану из Мидлберри или в авторемонтную мастерскую в Плейнфилде. Интересно просто, кто ответит, а потом Свенсон извинится и повесит трубку.
– Добрый вечер, – деловым тоном служащей авиакассы говорит какая-то женщина. – Это «Интим по телефону». С кем бы вы хотели побеседовать?
Свенсон никак не может ответить. Она наверняка к такому привыкла. Наконец, прикрыв ладонью трубку (этим ее, конечно, тоже не удивишь), он решается:
– Можно Анджелу-911?
– Увы, дорогой мой. Она здесь больше не работает. Не желаете ли побеседовать с какой-нибудь другой дамой?
– Нет, благодарю. – Свенсон вешает трубку.
В нем бурлит адреналин. Накатывает такая волна облегчения, что кружится голова. А чего он ждал? Что воображал себе? И что бы он делал, если бы Анджела-911 ответила?
Свенсон покидает свой кабинет, едет домой, причем участвует в этом только мизерная часть души. Большая же нашла занятие поинтереснее – она решает вопрос о том, откуда Анджела разузнала про его прошлое. Скорее всего, это просто совпадение. Такой ответ его вполне удовлетворяет. Да, дрожь, конечно, пробирает, но об этом думать куда спокойнее, чем о том, что он пять минут назад с университетского аппарата звонил в «Секс по телефону».
После ужина у Бентамов он, к своему неудовольствию, понял, что Анджела занимает гораздо больше места в его мыслях, чем следовало бы. Не забыл он и про то, как меньше часа назад, притворяясь, что ведет занятие, представлял себя ласкающим ее промежность. Но фантазия – это же не поступок! Браво! – вот вам вытеснение, а вот и чудесный беленький домик показался за поворотом.
Шерри еще не вернулась. Свенсон идет в кабинет, находит номер и звонит Анджеле в общежитие.
Голос у Анджелы сонный.
– Я прочитал вашу главу, – говорит Свенсон.
– Уже? Ого! Я польщена.
– Не стоит. – Как-то это все убого. Занятие только что закончилось, а он уже прочел работу студента, да еще сообщает об этом. – Роман, похоже, хороший. Сюжет меня зацепил.
– Вам новая глава совсем не понравилась? Поэтому вы так сразу позвонили?
– Вовсе нет. Первая часть замечательная.
– Она о чем?
Неужели сама не помнит? Когда она дала ему первый отрывок, все опечатки знала наперечет. Голос у нее какой-то хриплый. Спала? Или, может, он позвонил в разгар свидания с дружком, о котором она упомянула вскользь тогда, у него в кабинете? У нее что, автоответчик не работает? Зачем было трубку снимать?
– Вы сказали, что первая часть замечательная. Значит, вторая провальная, да? Там, где про мать. Я как раз за нее и беспокоилась. – Вот, заговорила прежняя Анджела, а не та самозванка, которая подошла к телефону.
– Даже не знаю, – говорит Свенсон. А вдруг это когда-нибудь опубликуют и Шерри или кто-нибудь из знакомых прочтет? – Трудно сказать… Я поймал себя на том, что хочется эти страницы пролистать и читать дальше про девочку и учителя музыки. Место, где мать встречает отца… в больнице. Не уверен, что оно нужно. По-моему, это лишнее.
Он умолкает. Отличная идея. Историю матери – побоку. Она здесь ни к чему.
Анджела чуточку раздражена.
– Можно, наверное, убрать эту глупую шутку из «Джейн Эйр» в конце. Но точка зрения матери просто необходима. Из-за дальнейшего. Там столько такого, о чем читатель должен узнать и что не может быть рассказано от лица девочки. Это стилистический прием, но без него не обойтись, вы сами потом убедитесь.
Прием! Так они обсуждают стилистические приемы, писатель с писателем. Свенсон трогает языком зуб, резкий укол боли возвращает его к реальной жизни. Жизни, где есть зубной врач, есть Шерри, есть дом.
Он говорит:
– Откуда вы взяли эти подробности – про больное ухо, про обморок в больнице?
