Запахло тальком, которым посыпают медицинскую резину. Женщина, утратив объем, превратилась в плоский резиновый язык, вульгарно заляпанный краской.
Разочарование было огромным. Горе его удвоилось. Однако он нашел в себе силы скатать в рулон предмет своих воздыханий, обернул в шелковый саван и спрятал в потаенную индийскую тумбочку. Зарылся в постель, как зарывается в сугроб одинокий медведь.
Утром ему был нанесен второй удар, вдогонку первому, тому, что он получил накануне. После крепкого кофе, еще в халате, еще до запланированной встречи с детьми-инвалидами, где он должен был перед телекамерами одарить больного энцефалитом мальчика новейшей германской коляской, Ромул в библиотеке просматривал свежие газеты. На первой странице «Коммерсанта» он обнаружил цветную фотографию президента Лампадникова и самозванца в малахитовом кабинете. Под ними — огромная статья журналиста Ильи Натанзона, которая называлась «Трон не останется пустым». Натанзон присутствовал на упомянутой встрече и в своей экспрессивной манере, в которой угадывалась легкая картавость, передавал дух и букву исторического свидания. Ромул читал, чувствуя, что сердце его разрывается, словно граната, готовое выплеснуться из груди красными брызгами.
Натанзон передавал дружескую атмосферу, в которой протекала беседа единомышленников, давно искавших этой встречи. Алексей Федорович Горшков, а по сути — Романов, только что явился из Екатеринбурга, от Ганиной Ямы, где пережил мистическое откровение, соединяясь в духе со своими августейшими предками. Президент поделился с гостем раздумьями о возвращении в Россию монархической формы правления. Это возвращение положит конец смутному времени, которое длится в России вот уже целый век, накапливая в русской истории неразрешимые противоречия, несоединимые разрывы, несопоставимые смыслы. Примирить их в личности нового монарха, не затронутого вековыми распрями, одухотворенного религиозным чувством и «райской мечтой» — значит обеспечить России процветание в это неспокойное время. Гость, согласившись с Президентом, поведал, что в основание новой империи будет положен принцип Справедливости. Она соединит распавшиеся территории от Кушки до Нарвы, от Курил до Беловежской Пущи, примирит богатых и бедных, сочетает все населяющие империю народы в симфоническое единство. Президент заметил, что переход к монархии не будет трудным, ибо общество созрело для этого, о чем свидетельствуют многочисленные встречи будущего Императора с представителями всех сословий. Останется уладить некоторые частности с Семьей Романовых. Договорится с иерархами Православной церкви. Обсудить с политическими партиями контуры новой конституции и сроки ее принятия. Во время беседы были высказаны критические и, порой, ироничные замечания в адрес прежнего Президента Долголетова, который для укрепления своей власти присвоил себе неподобающий статус Духовного Лидера, напоминающий надувную резиновую куклу.
Это звучало как чудовищное оскорбление. Как намек на некие резиновые изделия из магазина «Интим», которыми пользовался Ромул. Это был открытый призыв к смене конституционного строя, начало ползучего государственного переворота. И это требовало незамедлительного ответа.
Стальная воронка разверзалась перед Ромулом, затягивая в свое бешеное вращение. Жуткий магнетизм неодолимо увлекал его в крутящуюся бездну, и было невозможно устоять, не вступить в борьбу, отдать без боя власть, которая была его дыханием, костным составом, кровеносной системой, вне которой было невозможно его существование. Тем же непомерным усилием воли, что и в дни террористического акта в Беслане, он превозмог свою панику. Вернул в грудь похоже на гранату сердце, вставил в него чеку, не дав разорваться. Стал обдумывать меры противодействия.
План предателя Рема сводился к тому, чтобы возвести на престол провинциального увальня, тобольского святошу. На бессрочные времена захватить в свои руки все струны управления государством, оставаясь у власти до смерти. Его же, Ромула, отодвинуть на самую периферию общественной жизни, где он будет забыт, превратится в комочек бесцветной пыли. Чтобы это не случилось, следует нанести превентивный удар. Совершить контрпереворот, опираясь на верные воинские соединения, антиклерикальные круги интеллигенции, оборонный бизнес, которому отвратительны разглагольствования о справедливости. Результатом переворота должно стать возвращение его, Ромула, в Кремль, изоляция, а если необходимо, то истребление изменника Рема, интернирование заговорщиков, среди которых первое место занимает Виртуоз, недавний сердечный друг, а ныне гнусный предатель.
Сбывалось пророчество старца Иоанна Крестьянкина, предсказавшего скорую смерть Верховного Правителя России, коим в настоящее время являлся Рем. Его истребление предвидел святой монах в тесной келье Псково-Печорского монастыря, и это истребление проистечет от него, Ромула. Вот почему умирающий старик упал перед ним на колени и, обливаясь слезами, целовал ему руки. Что ж, такова воля Божья. Рок действует через него, Ромула, как он действует всегда через волю великих мужей.
Конечно, существовал незабытый и скверный опыт ГКЧП, когда группка битых перхотью заговорщиков, обладая армией и партией, телевидением и разведкой, упустила власть, безвольно передала ее свирепому кентавру с головой Ельцина и туловищем танка. Но этот опыт не повторится. Воля и только воля, жестокая решимость идти до конца, мистическая вера в свою звезду — вот слагаемые победы, которую он, несомненно, одержит.
Операция, что он молниеносно осуществит, будет называться «Пророк», знаменуя пророческое предвещание старца, которому суждено сбыться.
Легкой походкой античного скорохода Ромул обежал несколько раз кабинеты и залы «Дома Виардо», мраморные лестницы и зеркальные вестибюли, мелькая стремительным отражением, черпая в скоростных перемещениях энергию и волю, на ходу оттачивая замысел. Замысел опирался на две составляющие. На силовой захват властных центров, министерств и штабов, а также резиденции самого Рема. На информационную поддержку электронных СМИ, что предполагало захват телецентра и установление цензуры военного времени. Написание манифеста, патетическое обращение к народу требовало искусства слова и рафинированной логики, которой в полной мере обладал Виртуоз, переметнувшейся к врагам. Нельзя было положиться и на Илью Натанзона, который когда-то, в пору его, Ромула, президентства, писал для него блистательные речи. Вероломный иудей служил теперь другому кумиру. Приходилось искать сподвижников среди нового поколения литераторов, еще не продавших девственное перо могучим обладателям власти.
Он вызвал к себе двух людей, коим намеревался поручить сокровенное дело, составлявшее природу русской дворцовой жизни, куда нередко вторгались яд, пистолетная пуля, серебряная табакерка или удавка. Усмехнулся, подумав, что в новую Конституцию обязательно внесет статью, оставляющую за Духовным Лидером право на государственный переворот.
Первым на его зов явился командир бригады специального назначения, расквартированной на окраине Москвы, полковник Гренландов. Он был в камуфляже и портупее, громадный, созданный из уступов и неровностей, будто его выломали из стены взрывом. Голова, плечи, бедра, стиснутые кулаки были похожи на глыбы разных размеров, которые слегка громыхали, несли в себе эхо взрыва. Узкий лоб был в свинцовых складках, металлические брови напоминали подковки сапог, но глаза под ними умные, зоркие, проницательные, давали понять, что внутри этих глыб и валунов замурован умница, осторожный и вдумчивый наблюдатель.
— Здравствуйте, Геннадий Кириллович,— Ромул усаживал полковника в кресло, слегка подталкивая, как подталкивают груженную гранитом вагонетку. — Как семья? Как здоровье? Как служба?
— Спасибо, Виктор Викторович, все нормально, — полковник сел в кресло, в котором жалобно простонала пружина и образовалась внутренняя грыжа.
— Как с квартирой? Удалось переехать в элитный район?
— Спасибо вам за квартиру, Виктор Викторович. Живу, как Абрамович, — хмыкнул полковник, подвигав тяжелыми, как каменные ступени, губами.
— Русский офицер должен жить лучше Абрамовича. Абрамович при виде русского офицера должен уступать дорогу и снимать шляпу.
— Кипу, Виктор Викторович. Офицеры Российской армии ценят вашу заботу. Я лично умирать стану, не забуду, что вы для меня сделали, — голос полковника рокотал, как далекий камнепад.
— Верховный главнокомандующий не должен давать в обиду русских офицеров, особенно тех, кто проливает кровь за Отечество.
Ромул хвалил себя за тонкий подход к офицеру, боевое подразделение которого обладало сокрушительной мощью, мобильностью, способностью малыми силами контролировать крупные объекты.
